Существует четыре различных пути, которыми может идти доказательство с некоторой надеждой на результат.
Во-первых, можно постараться доказать, что известные, данные в опыте факты требуют признания бессознательных психических явлений как своей причины.
Во-вторых, можно попробовать показать, что за одним из данных в опыте фактов должно следовать некоторое психическое явление в качестве его действия, несмотря на то, что в сознании оно не появляется.
В-третьих, исходя из этого, можно было бы показать, что при сознательных психических явлениях сила сопровождающего их сознания является функцией их собственной силы, и что, вследствие этого отношения, в известных случаях, когда последняя является положительной величиной, первая должна быть лишена всякого положительного достоинства.
Наконец, в-четвертых, можно попытаться доказать, что признание каждого психического явления объектом психического же явления ведет за собою бесконечную сложность душевных состояний, которая и невозможна и противоречит опыту.
Чаще всего пробуют первый из этих путей. Однако, обыкновенно недостаточно обращают внимание на тe условия, при выполнении которых только и можно придти к цели. Если от известного факта, понимаемого как действие, заключают к бессознательному психическому явлению как его причинe, то прежде всего нужно достаточно убедиться в самом факте. Таково первое условие. Уже поэтому попытки доказательств, основывающиеся на явлениях так называемого ясновидения, предчувствия и т. д. – обладают сомнительной ценностью. Сам Гартман, ссылающийся на них, хорошо сознает, что исходная точка этих доказательств не должна рассчитывать на большое доверие. Поэтому мы можем совершенно обойти эти аргументы. Но и то, что Маудсли рассказывает о деяниях гения, не исходящих из сознательного мышления, не является фактом настолько установленным, чтобы им можно было пользоваться как основой для убедительного доказательства. Гениальные мыслители еще более редки, чем сомнамбулы, и, кроме того, некоторые из них, как например, Ньютон, рассказывают о своих важнейших открытиях таким образом, что нам становится совершенно ясным, что последние не явились плодом бессознательного мышления. Мы сопровождаем этих мыслителей на пути их исследования и понимаем его результат, что, однако, нисколько не уменьшает нашего удивления перед ним. Если же другие не могут дать подобного отчета о своих действиях, то разве не менее рискованно признать, что они просто забыли о посредничестве своего сознания, чем утверждать, что этот мост прерван бессознательным мышлением? Гете, который, по всеобщему признанию, занимает место среди гениев, утверждает в «Вильгельме Мейстере», что необыкновенный талант является «только некоторым уклонением от обыкновенного». Таким образом, если существуют бессознательные психические события, то на них должны указывать менее редкие экземпляры.