– Наберись терпения, дитя мое, – сказала Евгения Петровна. – По улицам бродят то#лпы этих озлобленных, голодных людей, и уж тебе там совершенно нечего делать.
– Неужели они вправду голодают? – Нелегко было представить себе это в роскошном дворце, но сердце Зои сжималось от жалости. – Мы могли бы поделиться с ними: у нас ведь так много всего. – Казалось бесчеловечно жестоким, что кто-то страдает от голода и холода, когда ее жизнь так привольна и приятна.
– Такие мысли приходят в голову каждому из нас. – Глаза бабушки, не утратившие с годами молодого блеска, устремились на Зою. – Жизнь, дитя мое, устроена несправедливо. Очень, очень многие люди лишены того, без чего мы не представляем себе жизни, но чего даже не замечаем, – теплой одежды, мягкой постели, вдоволь еды... не говоря уж о таких роскошествах, как праздники, балы или красивые платья.
– Но разве все это плохо? – озадаченно спросила Зоя.
– Вовсе нет. Но это – удел немногих, и забывать об этом мы не должны никогда.
– А мама говорит, что простолюдинам все равно не оценить наших радостей и наш уклад им чужд и даже смешон. Вы, бабушка, тоже так думаете?
Евгения Петровна саркастически усмехнулась: такой слепоты и скудоумия она не ожидала даже от своей невестки.
– Не повторяй этой чуши, Зоя! Кто, по-твоему, откажется от теплой постели, от вкусного обеда, от красивой нарядной одежды, от лихой тройки? Только дурак.
Зоя не добавила, что, по словам матери, они и были дураками, – не добавила, потому что сама знала: это не так.
– Как жаль, бабушка, что они не знают дядю Ники, тетю Аликс, и их дочек, и наследника. Если бы знали – не стали бы сердиться: ведь они такие славные, такие добрые! – произнесла она с трогательной и обескураживающей наивностью.
– Нет, дитя мое, народ ненавидит не их, а то, что стоит за ними. Невозможно представить, что у государя и государыни могут быть бессонные ночи, заботы, сердечные приступы. Никому и дела нет до того, как печется Ники о своих детях, как тяжко переживает их болезни, как волнует его нездоровье Аликс... Да, ты права: жаль. Государь несет на себе неимоверное бремя. А сейчас он опять на фронте. Как это трудно для Аликс!.. Хоть бы дети поскорее поправились!.. Хочется их навестить!
– И мне! Но папа запретил мне даже выходить из дому. И когда теперь я смогу заниматься с мадам Настовой? Наверно, только через месяц или два...