Свадьба на Рождество - страница 26

Шрифт
Интервал


Ей не оставалось ничего другого, как выдавить это жалкое компромиссное «хорошо». Костя давно отсоединился, а она все продолжала мысленно говорить с ним, пытаясь ответить себе на главный вопрос: что их связывает?

Она смотрела, как ветер подгоняет волны. Капучино давно остыл. Вернулся Егор.

Он присел рядом и посмотрел на нее внимательным взглядом старшего брата. «Вот так, наверное, он смотрит на свою вздорную младшую сестру», – почему-то подумала Ксения и, не выдержав, отвела глаза.

– Ну же, Ксюша, встряхнись, посмотри – море, чайки! – подбодрил Егор.

Она рассеянно кивнула:

– А, да… Море красивое.

Но до моря Ксении в этот момент не было никакого дела. Ей хотелось оказаться дома в Москве, ну, или хотя бы в доме Савельевых, в комнате, которую ей на время одолжила незнакомая Леля, закрыться там и пореветь всласть.

Она виновато вздохнула:

– Поехали домой?


Не доезжая до поселка, Егор остановил машину. Ксения удивленно взглянула на него.

– Здесь в пяти минутах чудесное место, – пояснил Егор, – остановимся ненадолго? Хочу показать тебе море.

* * *

Берег был такой пустынный, что Ксения удивилась. Сочи давно и прочно ассоциировался у нее с картинкой из советских фильмов: пляж, на котором яблоку негде упасть, лежаки и голые торсы, шум, гам… Но в бухте, куда ее привел Егор, было тихо и потрясающе красиво.

Сидя на скамейке, они смотрели, как волны набегают одна на другую.

– Знаешь, я всегда думала, что в реальности море не бывает таким синим, как на картинах и в фильмах! – заметила Ксения.

Егор улыбнулся и приятным баритоном пропел про «самое синее в мире» черное море.

Ксения задумалась – что она знает о море? Оно и знакомо-то ей в основном по картинам Айвазовского; да вот еще ребенком она с родителями отдыхала в Крыму, но это было так давно, что от той поездки остались в памяти даже не воспоминания, а скорее, ощущения. Самое главное, что она поняла тогда в детстве и что запомнила навсегда, это то, что море очень большое. Просто огромное. В записках Бунина о Чехове она как-то встретила чудесное описание моря, состоящее из одной фразы (Антон Павлович прочел его в ученической тетрадке одного гимназиста): «Море было большое». Ее поразило это определение, потому что точнее ведь и не скажешь, и в ее детской памяти море осталось большим. Таким большим, что, кроме него, уже ничего не нужно.