И это сразу делает его недоступным для очень многого. Помните, как в Евангелии Христос говорит Петру перед Своими страданиями: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих (Лк. 22, 31–32).
Какой интересный образ – «сеять как пшеницу». Каждое зернышко само по себе, – и как легко всех переклевать поодиночке! Вообще образ пшеничного зерна очень интересный! Маленькое зерно – это почти камень, оно мертвое, твердое, закрыто и отделено от других зерен. Оно, аще не умрет, не принесет плода. С этим зерном в Евангелии очень многое связано, это прообраз Церкви, прообраз каждого человека, который может остаться один, почти что камнем, а может вдруг прорасти. Чтобы зерно проросло, нужно, чтобы что-то в нем лопнуло.
Есть два образа, которые Церковь хранит, как два образа преображения, и из них складывается церковная символика – это хлеб и вино. Из зерна, маленьких, твердых, отдельных зернышек, получается хлеб. Для того чтобы зерно стало хлебом, зерен должно быть много, их надо все перемолоть, обратить в пыль, потом залить водой и замесить тесто, иногда нужно добавить закваску, чтобы получившееся тесто скисло, его пекут. И только после этого зерно превращается в хлеб.
Смотрите, какой длинный-длинный путь преображения проходит зернышко, чтобы стать хлебом. И потом этот хлеб приносят на Евхаристию.
Так же и виноград: его топчут, давят, он тоже бродит, тоже проходит очень долгий путь преображения.
Человек в Церкви – как зерно и виноград. Если он придет сюда не за тем, чтобы покупать, не чтобы уносить, а чтобы быть с Богом, – то с ним неминуемо начнется этот удивительный процесс преображения. Как вы понимаете, если зерну сказать, что его истолкут в пыль, а виноградине сказать, что ее истопчут, – вряд ли это им понравится, вряд ли это будет воспринято как действие любви. Тем не менее это ведь действие любви.
Когда человек приходит в храм не покупать, он чувствует себя совсем не так, как в другом обществе. Он вдруг чувствует, что он не такой как надо. И тут возникает желание: я хочу быть другим. Тогда для него нет другого пути, кроме как согласиться, чтобы с ним сделали то, что делают с зерном и виноградом. Иначе уходи отсюда, а потом всю жизнь оправдывай свой уход тем, что эта не та церковь, не те люди, не те батюшки, не те старушки. Ты вдруг понял, кто ты есть на самом деле, а дальше идти испугался.