Жизнь, написанная от руки. Дневник петербургского священника - страница 54

Шрифт
Интервал


Музей «пролетарского писателя» Горького сделан очень качественно, даже обои на стенах почти натуральные. Экскурсовод рассказала, что при создании музея были найдены образцы точно таких же обоев, какие были у Горького, и с этих образцов на обойной фабрике сделали несколько рулонов точной копии. Так что, начиная с прихожей и далее, все – подлинное либо точная копия подлинного.

Большое впечатление произвел храм, построенный на средства Строгановых. Сложно найти среди российских церквей подобную роскошь, разве только храм Спаса-на-Крови в Петербурге. Лучшие породы дерева и настоящее золото – в иконостасе, в орнаменте окон, с внешней стороны – резной камень. Но главная радость – то, что этот храм передан Церкви и в нем обычным порядком совершаются богослужения. И главки такие, что не хочется отводить взгляд.

В 18 часов мы отдали швартовы и пустились в дальнейшее путешествие.

Милостью Божией многое восстанавливается, но многое еще остается в забвении. Проплываем запущенные и полуразрушенные церкви. Какое огромное множество их было в России!.. В небольшом городе Костроме – 48 храмов, в городке Плесе – 6 и т. д. А сколько сокровищ, ценностей, икон. И все было разрушено, разграблено.

И вспомнилось: ведь так же было в Византии. Почему Господь попустил? Может быть, кроме того, что попустил сатане враждовать против людей, есть и еще один момент. Попуская всем этим рукотворенным ценностям быть уничтоженными, Господь хотел обратить внимание людей на духовные ценности. Обряд своей золотой массивностью мешал сердцу прилепиться к невидимому. Отняв эти вещественные святыни, Господь показал, что вера сохранится, а благодатные дары умножатся и без этого, внешнего. Эта мысль, может быть, неверна, но просто так подумалось. И еще совсем субъективная мысль: начало XX века, эти поиски «святой Руси», псевдорусский стиль в виде шатров, теремков и проч. Что это, как не бегство в золотой век торжества этого «внешнего» православия, где все было прекрасно, где царь был поистине Божиим ставленником, где воздух был напоен кадильным дымом и все было пропитано благочестием. Ведь пусть это и замечательная форма существования христианства, но не идеальная это форма! Где здесь святоотеческий дух, стремление к обожению, непримиримая борьба со злом, мещанством (даже благочестивым, но все же мещанством)? Страшное время разрушения внешних храмов, кажется, подтолкнуло людей к строительству храма в душе. Возрождение интереса к исихазму, непрестанной молитве, стремления к подлинному прилеплению ума к Богу и выстраиванию внутренней жизни по Богу – все это появилось именно в советское время, время гонений на Церковь. Еще за несколько лет до революции лучшие богословские умы Православной Церкви России не видели в афонском имяславии ничего, кроме сектантства. Митрополит Антоний (Храповицкий) (самый вероятнейший кандидат на Патриарший престол, и, не случись революции, он мог бы им стать) был непримиримым противником всякой мистики. XX век позволил на все это взглянуть более трезво.