Чем тяжелее разочарование, чем беззаветнее верилось в то, что оказалось низким и поруганным, – тем больше страдает душа, тем с большей горечью смотрит на сокрушенный идеал, которому так горячо поклонялась и который так похож на других, так обыденно и пошло упал…
С таким-то сложным чувством ужаса, содрогания, боли и горечи должен был мыслить Иосиф о мнимом грехе Девы.
По своей чуткости Пресвятая Дева, конечно, должна была угадать, что происходит в душе Ее обручника. И что было Ей делать?.. Говорить ли ему о том, что было тайной между Нею и Богом?.. Но тайна эта была так велика и сверхъестественна, что ей трудно, невозможно было поверить… Сама Мария была высшим изо всех земных существ всех времен, но и Она как смутилась духом, прежде чем поверила слову Архангела… Да и как Ей Самой говорить о том, на какую высоту Она вознесена?
И Пречистая Дева предпочла делать то, что делала потом на всем пространстве Своей невыразимо-печальной, невыразимо-испытанной скорбями жизни: молча страдать.
Молча страдать – вот что было на земле Ее постоянным уделом. Это было нескончаемое углубление сердца в непреходящую муку, вечное исхождение невидимой мученической кровью.
Она молчала, когда в холодную декабрьскую ночь Ей нельзя было приютить новорожденного Сына в теплом доме и когда волы согревали дыханием своих ноздрей Царя вселенной.
Она молчала, когда искали души Ее Младенца (Мф. 2, 20) и в жгучем страхе за Него Она со старцем Иосифом бежала в Египет, попадала в руки разбойников…
Она молчала, когда Ее Сын рос в бедной доле и, быть может, усердного труда старого плотника и Ее неустанно работающих рук не было достаточно для того, чтоб заработать Иисусу дневное пропитание. Она молчала, когда Он, оставя Ее, ушел на Свое великое дело – на проповедь к народу.
Молчала, когда однажды пришла навестить Его в доме, теснимом народом, и на Ее просьбу выйти к Ней, Иисус выслал Ей ответ: «Кто творит волю Отца Моего, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф. 12, 50)».
Икона Божией Матери «Гора Нерукосечная».
XVII в.
Так молчала Она и теперь.
Шел день за днем в таком ужасном недоразумении, когда люди мучатся из-за вставшего между ними призрака, и этот призрак можно рассеять несколькими словами, но это слово не говорится. Иосиф мучился подозрением и, вероятно, упрекал себя, как смел заподозрить Пречистую Деву: упрекал, несмотря на всю видимость несомненного события. Дева мучилась, видя его подозрения, скорбь о Ней старца и жалость его к Ней, мучилась невозможностью ему помочь.