Корпорация никого не спасает и не побеждает. Она только связывает. Опутывает сетью переходов, туннельных станций, наблюдательных постов, убежищ и приютов странников… Даже мне, человеку без имени, который варится в этом не первое десятилетие, не всегда понятна стратегия и логика тех или иных действий Директората. Пусть они и доходят до меня сквозь сито фильтров у ровней доступа, искажёнными и разрозненными.
Иногда мне кажется, что я совершил ошибку тогда. Когда в моей голове кровь выстукивала слово «корпорация», и сны рисовали изображения иных миров. Когда жизнь подсовывала одну удачу за другой, и все пути вели только к одной цели. Когда я вошёл в неприметный пыльный офис на третьем подвальном этаже дешёвого бизнес-центра. Когда я положил ладонь на сканер, и лихо отбарабанил текст на незнакомом языке, который снился мне уже месяц…
Иногда мне кажется, что лучше бы я тогда умер.
Собственно, я и умер.
Для моего родного мира. Я даже не знаю, мне ли принадлежит фамилия, которой я привык подписывать свои статьи и отчёты. И что, чёрт его дери, значит эта проклятая «С» перед ней?! Сидней? Станислав? Семьон, ядри его душу? Или вообще какой-нибудь Сатананда…
Я не помню своего мира. Разрозненные картинки, запреты при перемещении (только транзит, только через нулевую точку, только в бессознательном состоянии) … Я даже не знаю, какой мир – моя родина. Запретов и транзитов много, слишком много. А привязаться по воспоминаниям, карте неба и свойствам планеты вряд ли выйдет, они не настолько разнятся между линиями, даже отдалёнными.
Человек без имени. Человек без родины. Человек без… души?
Из личного дневника сотрудника Службы, С. Спенсера. Не опубликовано.
– Доктор! Доктор! Пассажиру плохо! – взволнованный стюард тряс за плечо Спенсера, который старательно изображал медленно выплывающего из глубокого сновидения человека.
На самом деле он проснулся, как только незаметный человек в сине-белой форме вошёл в его каюту, но не станешь же объяснять обслуживающему персоналу, что чувствуешь их за десять метров…
– Хррр… Отстаньте… – Спенсер дёрнул плечом, заворачиваясь в тёплый плед, и проклиная про себя неудобные сидячие кушетки. – Я доктор философии…
– Э-э-э-э… – обескураженный стюард отпустил рукав его пиджака, и что-то залопотал во встроенный передатчик.