Застольные беседы с Аланом Ансеном - страница 12

Шрифт
Интервал


.

Вы знаете, меня пугает легкость, с которой здесь, в Америке, люди совершают преступления. Достаточно просто выпить лишнего. Я даже себя могу представить здесь убийцей. В Англии ты чувствуешь социальные ограничения, которые сдерживают тебя. Но здесь – здесь с тобой может произойти все что угодно.

Ансен. Я думаю, что вам следует ограничиться перочинным ножиком – как Гете, который ежедневно колол себя им.

Оден. (Улыбаясь.) В Гете мне очень многое не нравится, но иногда я узнаю себя в нем[40].

Я недавно своими глазами видел, как на углу Двадцатой улицы и Пятой авеню полицейский застрелил человека. Я шел от Лексингтон-авеню. Это был грабитель, он ворвался в автобус и приставил пистолет к голове водителя. Но ему не повезло, потому что на перекрестке зажегся светофор и полицейский застрелил его прямо через стекло. Никто из пассажиров не пострадал. Но можно представить, как они натерпелись. Теперь, если у тебя в кармане больше одного доллара, на улицу после часа ночи лучше не показываться.

Около шести месяцев назад я был свидетелем вымогательства. Моего приятеля буквально приперли ножом к стенке. А денег у него не оказалось, и он телеграфировал мне, чтобы я одолжил ему. Конечно, я тут же выслал деньги по почте. Но их надо было получать лично, и когда мой приятель вошел на почту, он тут же перепрыгнул через стойку и заорал: «Вызывайте полицию!» Да, полицию надо вызывать сразу же.

Ансен. Существует ли связь между «Виктором» и концовкой «Искушения святого Иосифа»?

Оден. Виктор был реальный человек. Иосиф – это я.

Виктор учился со мной в одной школе: он рассылал анонимные письма. Он говорил нам, что уже это делал, вероятно надеясь, что никто его не заподозрит.

Ансен. Или чтобы заслужить сочувствие. Миссис Виктор не была на вас очень сердита?

Оден. Не было никакой миссис Виктор. Я оберегаю Эдит Джи от всех пришельцев. Мне говорили, что я слишком жесток, но ведь все это правда. Я это видел. Но мое лучшее стихотворение никогда не было опубликовано. В нем говорится о светской моднице. Предметы на ее туалетном столике начинают с ней разговаривать. Она кончает жизнь самоубийством. Я показал стихи одной даме, и, прочитав, она тут же их разорвала. Не потому, что в стихотворении ей почудился какой-то намек, но потому, что она восприняла его как оскорбление целого пола. У меня были копии, но куда-то они подевались. Возможно, я к нему еще вернусь