Младший жрец поёжился и с сожалением подумал, что стоило бы и
взять на обход тёплый жреческий плащ. А теперь будет мёрзнуть до
конца, пока не придёт черёд пересменки. Не увидев ничего достойного
для нажатия рубина на сторожевом жезле в руках, он уже собрался
выходить, когда замер, поражённый внезапно пришедшей мыслью, что
так не должно быть.
В этом зале никогда не было холода даже в дни, когда тянущиеся
Двенадцать Седмиц вступали в свои права. Так что же изменилось
сейчас? Поскольку Юнол всегда добросовестно относился к своим
обязанностям, он решил всё проверить ещё раз. Именно это качество
ему и помогло добиться вхождения в младший Круг жрецов
Двуединого.
Осторожно сформировав в руке простейший «светляк», он вскинул
его над головой, чтобы получше осветить помещение. Над головой
полыхнуло, а через мгновение яркий свет разогнал даже малейший
намёк на тени, заставив Жезл и Твердь заиграть золотыми переливами,
покоясь на мягкой атласной подушке.
Что-то коснулось носа Юнола, и он скорее инстинктивно смахнул
маленькое птичье пёрышко на пол, потерев внезапно начавший зудеть
нос.
- Откуда здесь птичье перо? – удивленно пробормотал младший жрец
ни к кому не обращаясь.
Пасс рукой, и «светляк» в считанные мгновения преодолел
несколько десятков метров, чтобы зависнуть под высоким
перламутровым куполом.
Юнол похолодел.
Тёмное пятно, бывшее ничем иным, как дырой в самом высоком
куполе Главного храма Двуединого означало только одно: именно он,
Юнол, обнаружил то, чего не смогли сделать верховные. Именно он
нашел путь, которым воспользовались воры, чтобы проникнуть в сердце
истинной веры.
Взгляд зацепился за неправильную царапину на Жезле, которой там
не должно было быть. Он знал каждый завиток, каждую округлость
священных реликвий, но этой царапины Юнол не помнил, тем более
такой глубокой, как эта.
Предчувствуя непоправимую беду, младший жрец аккуратно спустил
рукав сутаны, чтобы не дай Двуединый, не притронуться обнажённым
участком кожи к артефакту. Нужно обязательно посмотреть, насколько
глубока эта неправильная царапина.
От увиденного, он побледнел. Его губы задрожали, а спустя
секунду тишину Храма разорвала сторожевая сирена, активированная
нажатием рубина.
Уже не соблюдая никаких мер предосторожности, Юнол схватил в
руки позолоченный Жезл и вчитался в витиеватую надпись, искусно
выгравированную по всей его длине.