Правильно было бы спросить, верю ли я в бесов. Верю. Иначе говоря, я верю в ангелов и верю, что некоторые из них, злоупотребив свободной волей, стали врагами Богу, а там и людям. Вот их мы и зовем бесами. Природа у них точно та же, что у хороших ангелов, только она испорчена. «Бес» противоположен «ангелу» лишь в том смысле, в каком «плохой человек» противоположен «человеку хорошему». Сатана, их вождь и диктатор, противоположен не Богу, но архистратигу Михаилу.
Что же до веры в них, я не сказал бы, что «это мой символ веры». Скорее, это мое мнение.
Я верил бы в Бога, даже если бы оказалось, что никаких бесов нет. Пока же ничего такого не доказали и вряд ли докажут, я думаю, что они есть. Мне кажется, так легче понять и объяснить много разных вещей – это согласуется с явным смыслом Писания, и с Преданием, и мнением почти всех людей, почти во все времена; и не противоречит ничему, что доказали науки.
Казалось бы, незачем прибавлять, что вера в ангелов – плохих ли, хороших – не имеет ничего общего с верой в их привычные изображения. Казалось бы – но, увы, не кажется. Бесов рисуют с крыльями летучей мыши, ангелов – с крыльями птичьими не потому, что хоть кто-нибудь убежден, будто нравственное зло обращает перья в перепонку, а потому, что люди любят птиц больше, чем нетопырей. У ангелов – крылья, чтобы хоть как-то выразить легкость и скорость свободной духовной силы. Ангелы – почти как люди, ибо мы не знаем разумных существ, кроме человека. Существ, стоящих выше нас в иерархии бытия, надо изображать символически, если изображать их вообще. Тут уж не важно, бесплотны они или у них есть тела, которые мы не можем представить.
Дело не только в том, что изображения – символические, но и в том, что разумные люди всегда это знали. Греки не думали, что боги – точно такие, как прекрасные мужчины и женщины, которых ваяли скульпторы. Судя по их стихам, бог «является» смертным, уподобляясь на время человеку. Христианское богословие обычно объясняло так и «явления» ангелов. Псевдо-Дионисий говорил в V веке, что только невежды полагают, будто духи и впрямь подобны крылатым людям.
В изобразительных искусствах эти символы постепенно вырождались. У ангелов Фра Анджелико – и в позе, и на лице – мы видим мир и силу небес. Позже, у Рафаэля, появляются упитанные дети, и наконец – слащавые, слезливые, хилые ангелочки прошлого века, чахлые гурии викторианского рая, настолько похожие на барышень, что только постный вид спасает их от фривольной пошлости. Вот этот символ – очень вредный. В Писании увидеть ангела – страшно; ему приходится говорить: «Не бойся». Ангелочек выглядит так, будто сейчас скажет: «Ну-ну-ну!..»