Со всеми предосторожностями с помощью аквалангистов ее с трудом подняли на палубу сторожевого глиссера, едва не проломив его борт. Теперь бывшую торпеду можно было рассмотреть вблизи и пощупать руками.
– Осторожнее, – предупредил подводник-морпех, руководивший подъемом. – Она теперь весит тонны четыре и очень холодная! Морозит даже сквозь перчатки.
Полковник, уже успевший коснуться шипа «звезды» и получить укол холода, покосился на профессора Кюри.
– Ну, что вы теперь скажете, коллега?
– Не верю! – последовал ответ.
Леко усмехнулся.
– У русских есть хорошая поговорка на эту тему: если на клетке слона прочтешь надпись «жираф», не верь своим глазам [3]. – Повернулся к помощнику. – Везите ее в лабораторию.
Катер повернул обратно к берегу.
В своем кабинете полковник хлебнул коньяку и приказал доставить к нему лейтенанта Толендаля.
– Рассказывайте все, лейтенант, – сказал он вытянувшемуся перед ним Франсуа. – Я уже понял, что это не скат. Вообще неизвестно, что за животное. Вы знаете, во что оно превратило торпеду?
– Слышал, – осторожно кивнул Франсуа.
– Рассказывайте что знаете.
Франсуа думал недолго. Он понимал, что ему все равно придется сообщить начальству о том, что он видел.
– Я лучше покажу, господин полковник.
– Что вы покажете?
– Это надо видеть. Мне рассказали легенду, и я…
– Легенды меня не интересуют. Меня волнует безопасность полигона.
– Прикажите подать катер.
Леко вытер пот со лба, смерил лейтенанта свирепым взглядом, но говорить больше ничего не стал, только вызвал катер.
Через полчаса они подошли к заливчику напротив «райского уголка», и Франсуа молча показал полковнику и двум его помощникам скелет Ифалиука-старшего. После этого достаточно было один раз поглядеть на лицо начальника исследовательского корпуса, чтобы понять, насколько он потрясен.
* * *
Исследования скелета предка Несси, находка которого породила сенсацию не только на атолле, но и в далеком Париже, велись уже неделю, когда дал о себе знать Несси-младший.
Так как мировое общественное мнение продолжало давить на политику Пале-Рояля, недавно плюнувшего на мораторий на ядерные испытания, это заставляло французов спешить с выполнением намеченной программы испытаний. Поэтому взрывы на Муруроа происходили все чаще. На подготовку каждого отводилось не более трех дней, и подчиненные полковника Леко трудились днями и ночами, спеша уложиться в намеченный график.