Итак, три дня назад, как водится, перед рассветом, пацаны ловили
в Нестриже раков. Отошли от пристаней на плес неподалеку, разожгли
костерок для приманки и очень радовались улову — раков было на
удивление много, причем сытых, толстых и ленивых. Особенно большая
куча шевелилась на мелководье, под свисавшими до самой воды ветками
ракиты. Мальчишки быстро и аккуратно хватали добычу, пока один из
них не увидел, что раки собрались не просто так...
Этот вопрос в деле не был упомянут, но Виктор цинично
подозревал, что пацаны не сразу побежали рассказывать про
обнаруженный в реке труп. Сначала все-таки закончили с ловлей.
Мертвецы — мертвецами, особых ужасов под наплывшими водорослями не
видно, а за десяток раков рыночные торговцы дают целый медяк, не
спрашивая, чем рак обедал.
Стража, прибывшая на место, сначала проматерилась — очередное
дело с мутными перспективами раскрытия никому не было нужно. То,
что труп с распоротым животом все-таки всплыл из воды — большая
невезуха, обычно такие тела так и остаются на дне, на радость
рыбам. Но опознали убитую быстро, и тут же выяснилось, что вчера
Скользкий Вацек гонялся за ней с ножом и орал: «зарежу стерву», еле
сбежала. Стражники вполне обосновано решили, что позже он свою
жертву все-таки догнал.
Ситуация кардинально изменилась — это было уже раскрытие. Вацек
получил наручники и камеру, управа — плюсик в отчетность, а
обнаружившие труп пацаны, которые из любопытства все время торчали
неподалеку — по большому свежему калачу от следователя
Ждановича.
Виктор достал из папки протоколы допросов свидетелей и начал
перечитывать убористые строчки, написанные наставником. Следователь
фиксировал все дословно, за что Виктор был ему очень
благодарен.
«Бил он ее, скотина. Смертным боем бил, коли монету не
давала. С похмелья-то весь мир не мил, а тут баба перечит. А уж
если пьяный был, так вдвойне... Потом каялся, клялся, что все
хорошо будет, обещал жениться, увезти ее куда подальше, а Верка,
дуреха, верила».
— Что ж ты молчала... — в который раз мысленно спросил Виктор у
бедовой Верки — Стыдно тебе, что ли, было? А вешать себе на шею
этого мерзавца, синяки замазывать — не стыдно? Или — плохонький, да
свой? Да что ж у тебя в голове-то творилось? Совсем себя не
жалко?
«...Она уйти от Вацека хотела. Вообще завязать со всем этим.
Страшно же, совсем бы убил. Эх. Он ведь и убил. Верка с монашками
Спасскими сговорилась, что ее в работный дом возьмут, вышивать. Она
умела, вот, салфетку мне подарила. Эх, я б сама ушла, да куда, от
детей-то. А Верка с силами собралась и решилась. Как раз в тот день
с кем-то из Спасских говорила. Вроде не с монашкой, а из помощниц
кто-то, кто — не знаю, да и какая разница? Сказала — все,
собирается и завтра же уходит, последний раз отработает, клиентов
богатых ждали, жаль отказываться. А поутру ее нашли. И изверг этот
как ни в чем не бывало похмеляется! Жалко-то как Верку, она добрая
была...»