— Ты чего на него так взъелся? Он,
конечно, пакостник, но по сравнению с остальными, просто душка. Да,
Мелкий?
— Да, — пробубнил тот.
— Ты к какой расе или виду
принадлежишь? — поинтересовался черноволосый. — Я, например —
вампир, Утес — орк, Мелкий — гуль. Надеюсь, ничего против не
имеешь?
— Нет, не имею, — ответил я, при этом
неприязненно посмотрев на гуля.
— Так ты... — выжидающе посмотрели на
меня сокамерники.
— Ведун, колдун — называете, как
хотите.
— О-о-о, то-то я смотрю, странный ты.
У нас колдунов раз два и обчелся. Такие обычно сюда не
попадают.
— А куда попадают?
— Для вас отдельное заведение есть.
Несмотря на свои уникальные способности, вы вроде как люди. ДМБ для
таких отдельную «зону отдыха» выделил. Видимо ты, парень, кого-то
очень сильно достал, раз тебя в Изморозь засунули. За что вообще
взяли?
Наступил момент, который мне
необходимо было тщательно обдумать, прежде чем раскрыть рот.
Легенда должна быть правдоподобной. В голову пришла довольно
интересная мысль, и я зловеще улыбнулся, глядя в сторону
Хорька.
— Убийство. Гуля пришил.
Хорек резко дернулся, но остался
сидеть на месте.
— Просто так, от скуки ради, или за
дело? А то говорят колдуны опыты на трупаках ставить любят, —
прогудел здоровяк.
— Тьфу, я же не темный, да и чушь все
это. Подобное законом запрещено.
— Запрещено, но ведь все равно
пытаются действовать на свой страх и риск, пока не попадутся на
горяченьком. Я не говорю, что все поголовно, но встречаются и
подобные индивиды. Сидел у нас один такой, экспериментатор хренов,
тринадцать заключенных положил на самодельный алтарь.
— А куда смотрела охрана?
— Сдается мне, — ответил вампир, —
тюремщики в курсе его опытов были, лично указывали на следующую
жертву. Неугодных руками колдуна убирали, тех, от кого можно было
ждать неприятностей. Больше скажу, начальник тюрьмы, хоть и
человек, но я бы ни за что не хотел остаться с ним наедине.
— Почему? Нужно настолько
страшен?
Топорин, конечно, гад редкостный, но
он не показался мне ужасно пугающим. К тому же, без разрешения
«хозяина», он и пальцем шевельнуть побоится.
— Иногда мне кажется, что у
Геннадьевича давно башню снесло. Он периодически забирает к себе
кого-нибудь из заключенных и все.
— Что все? — не понял я.
— Конец. После зверств Топорина
выживают единицы. Вот скажи, если с тебя кожу живьем содрать, ты
после этого все еще сможешь дышать этим воздухом?