Когда парень, залил почти всю сеть
своей кровью, и скрючившись в позе эмбриона способен был издавать
только тихое мычание, загонщик решил прекратить его мучения.
Подойдя вплотную и прижав ТТ ко лбу
заключенного, охотник за человеческой дичью нажал на курок.
Как бы не хотелось в очередной раз
отвести взгляд, я этого не сделал, смотря до конца. Брызги опять
разлетелись в стороны, попав на лицо убийцы. Тот только поднял руку
в перчатке, утирая морду от крови, при этом продолжая кривить губы
в победной улыбке.
— Очередной готов, — отрапортовал
загонщик по рации, из которой послышалось сдавленное бульканье.
Слов было не разобрать, но мне, да и
остальным сидевшим в зале, стало понятно, что он получил очередные
инструкции.
Камера опять перескочила на новое
место, выхватывая фигуру рослого парня, который двигался в среднем
темпе, стараясь делать это перебежками, иногда останавливаясь и
прислушиваясь к происходящему вокруг, принюхиваясь, пригибаясь к
земле, не забывая внимательно сканировать взглядом местность.
С одного взгляда на него стало
понятно — тертый калач, правда и ему это в итоге не помогло.
Я уже чуть ли не кусал пальцы,
понимая, что территория почти сплошь утыкана камерами. Все — не
отключишь, на какой-нибудь рано или поздно обязательно засветишься.
Необходимо было обдумать ситуацию в тишине и спокойствии, выработав
план дальнейших действий, но пока, естественно, досмотреть все это
«представление» до конца.
Я сначала не понял, почему бегун
остановился как вкопанный, нервно оглядываясь по сторонам. Никого
рядом не наблюдалось, либо это камера скрывала от нас полный обзор
происходящего, однако заключенный уставился распахнувшимися от
ужаса глазами в одну единственную точку.
Ни один листик не дрогнул там, где в
засаде сидел загонщик. Этот не использовал огнестрел, а действовал
более тонко. Я успел только заметить блеснувший всполох, как кинжал
прошиб руку бегуна, пригвоздив ее к стволу дерева, у которого тот
остановился.
Охотник, наконец, показался на глаза.
Перевязь с метательными ножами, опоясывающая грудную клетку,
уменьшилась на один, затем еще на один и еще, пока все десять не
были пущены в тело бегуна.
Пожалуй, когда пришпиливают бабочку,
поступают гуманнее, используя одну единственную булавку. Мертвый
зек, изо рта которого вытекла тонкая струйка крови, был похож на
ощетинившегося ежа.