? Он прехладнокровно вынул очки, надел их и тотчас выпалил, сказав: «Вот вам ответ, молодые дураки!» Гардемарины навели другую пушку, Бортвиг выпалил и, обратившись к команде, приказал возобновить огонь из прочих орудий – и вот снова заиграли пушки. Бортвиг, переходя от одного орудия к другому, выпалил еще несколько раз. Последнее орудие, стоящее около фор-люка, разорвало: казенная часть рассыпалась в песок, дульная часть вылетела за борт, огонь брызнул во все стороны, и в шкиперской каюте, около выхода из крюйт-камеры находившейся, возник пожар.
Первая пожарная партия во главе с мичманом Иваном Осокиным кинулась выносить тлеющий хлам. Офицер этот наложил на крюйт-камеру глухой люк, набросил на него мокрый войлок, поставил кадки и ведра с водой. Людям приказал из ручных брандспойтов беспрестанно окачивать переборки, сказав гардемарину: «Ну, любезный, наша участь одинакова – ты задохнешься в дыму, а не можешь уйти отсюда, я же должен сгореть или потушить пожар». Потом, бросившись в шкиперскую каюту, громко крикнул на оробевших людей, несмело подступавших к горевшей пеньке, схватил ее в охапку, завернул в несколько мокрых войлоков и в брезент и передал людям вынести наверх и выбросить за борт. Многие, задыхаясь от дыма, падали без чувств. По счастью, пожар скоро был потушен.
При разрыве последней пушки убило одного гардемарина и много прислуги переранило. Бортвига, полумертвого, на решетчатом люке снесли в кубрик. Очки сохранили ему глаза: передняя часть у стекол сделалась от чугунных брызг совершенно матовой, и очки так впились в переносицу, что надо было приложить усилие, чтобы их снять. Брови и покров со лба заворочены на темя; правая щека, равно как вся грудь и плечи, проникнутые чугунным песком, образовали ушиб, покрытый сотней маленьких ранок, из которых вынимали частицы сукна, полотна и волос. Левая щека от носа сорвана и закинута была на ухо. Нос и верхняя губа в двух местах были рассечены, и одной ноздри недоставало. Нижняя губа, тоже рассеченная пополам, висела на подбородке; вся кисть правой руки разорвана, на двух пальцев не хватало трех суставов. Обломком станины перебило ему ногу выше колена.
По счастью, на корабле был дивный медик; он из обрывков лицевого покрова вновь воссоздал лицо Бортвига. Когда надо было сшивать части лица, белый шелк закончился, и потому распустили черный шейный платок, скрутили шелковинки и употребили в дело, отчего лицо выздоровевшего Бортвига было татуировано, как у самого отчаянного дикаря. Впоследствии бритье доставляло истинное мучение бедному Бортвигу, и он очистил лицо, выщипывая по волоску. Рука его зажила, но ладони в ней не было, и кисть представляла что-то вроде вареной куриной лапки. Нога тоже срослась, но он долго ходил на костылях.