Все офицеры единогласно подтвердили, что последняя его воля будет исполнена.
Отпуская парламентера, Ковако извинился, что он, по неимению флага, бой будет продолжать без него.
На Роченсальме есть и теперь семь батарей и две улицы Ковако, три дома Ковако, колодезь и училище его имени. Про Ковако много пелось песен. Вот начало одной:
Где Нассау
Свою славу,
Всю засалив, потерял;
Там Ковако
Себе славу
Без руки сковал.
Когда великий Суворов воздвигал Кюмень-град[85], то сам обратился к Ковако, уже гражданину острова Котка. Полюбил его за ум и везде брал с собой на катере, прислушивался внимательно к замечаниям Ковако и все вновь воздвигнутые батареи назвал по имени его, различив номерами. Однажды Суворов посетил училище для детей нижних чинов, Ковако в своем доме устроенное, в то время как Ковако одним объяснял цифирь, других же учил грамоте. Суворов молча обнял Ковако и поцеловал в лоб и в тот же день объявил желание воду пить и окачиваться ей из колодца Ковако. Суворов, прощаясь с Ковако, взял его обеими руками за плечи, долго смотрел в глаза и, перекрестив, поцеловал его в лоб, сказав: «Помилуй Бог! У этого человека такие желания, которые он сам выполнить может, ему никого не надо, он счастлив».
Суворов, проезжая в карете мимо батарей Ковако, изволил сказать: «Помилуй Бог! Я сам Ковакой стал, во имя храброго Ковако столько ковак наковал». И тем дал знать, что солдатские песни, сложенные на гребной флотилии, были ему известны.
Много лет спустя, пришел к Роченсальмскому порту шведский корабль. Вошедший к главному командиру порта Ковако, лишь только взглянул на шкипера, тотчас кинулся к нему, вскричав: «Милый мой парламентер, здравия желаю!» Старики дружески обнялись, упрекнули, что они друг другу прострелили ноги. Благородный швед, ударяя по деревянной ноге в такт своему рассказу, сказал, что когда он возвратился к своему главнокомандующему и передал ответ Ковако, то в ту же минуту получил приказ взять батарею, но щадить по возможности всех… Старики долго беседовали о былом.
(Морской сборник, 1855, № 6, с. 86–91)