– Нет, – глухо ответил Амассиан, – я ничего не слышал.
– У Радова был револьвер с глушителем, – вспомнил я, вступаясь за Амассиана, – поэтому выстрелов не слышал никто.
– Я проверю, – следователь застрочил что-то в протоколе, – как называется ваш клуб?
– «Вечное перо».
– Любопытно. Кстати, ваш клуб не похож на обычный клуб.
– Самый обычный клуб писателей, – как можно спокойнее ответил я.
– Любопытно. Весьма любопытно. Что же, джентльмены, возможно, я еще наведаюсь к вам, хотя в том, что произошло самоубийство, практически не возникает сомнений. Всего хорошего, господа!
– Неприятный человек, – прошептала миссис Брэккет, когда за следователем закрылась дверь.
Мы молчали, – появление следователя внесло в наш уютный клуб неприятный оттенок уличной суеты.
– Умник, – ответил Гаддам, – Кстати, а где мисс Бэлл?
– Бедняжка в комнатах, – сообщила миссис Брэккет, – ей стало дурно, когда выносили тело несчастного Радова. Бедненький, зачем он только сделал это?
– Знаете, что мне кажется, джентльмены, – Амассиан подошел к столу, – похоже, наш бедный Радов хотел повторить судьбу Родуэлла, который покончил с собой в сорок два года.
– Но Радову было всего двадцать лет, – возразил я.
– Безумие, – сказал Гаддам.
– И зачем люди стреляются, – продолжала вздыхать миссис Брэккет – тот же Родуэлл… зачем он сделал это? Жил бы еще, сколько бы написал…
– Это огромная потеря для человечества, – согласился Амассиан, – но у Родуэлла на это было немало причин, огромные долги, конфликты с коллегами, уход любимой жены… При жизни он не издал ни одного своего произведения!
– Неужели, – вырвалось у меня.
– Да, сейчас в это трудно поверить, – при жизни гений был никому не нужен, – с этими словами Амассиан вышел из зала.
Мы понимающе переглянулись: Амассиан фанатично почитал Родуэлла, почти обожествлял покойного писателя.
– Я до сих пор поверить себе не могу, – сказал, наконец, Гаддам, – Радов был так молод…
– Что меня больше всего поражает, так это то, что он ничего не оставил, – кивнул я, – он так сентиментален… должна же быть какая-то предсмертная записка…
– Что вы имеете в виду? – неожиданно резко спросил Гаддам.
– Я думал, так делают все, – растерялся я.
– Отнюдь, – Гаддам отвернулся и вышел, мне показалось, что он прячет слезы.
В глубине комнаты миссис Брэккет со вздохом убрала со стола обед, к которому так никто и не прикоснулся.