– Вы с ним хорошо знакомы? – насторожилась я.
– Ну… иногда встречаемся.
– По бабам вместе шарахаются, – неизвестно чему обрадовалась Марья.
– Выходит, мы зря теряем время, – решительно поднялась я.
Андрей Петрович удержал меня за руку.
– Не спешите. Я могу с ним поговорить. Уверен, после нашего дружеского разговора у него отпадет желание устраивать ночные представления.
Я подумала и кивнула. Через пять минут мы простились.
– Зря мы к мужикам поперлись, – вздохнула Марья. – Они все заодно. Нам баба-адвокатша нужна. Желательно разведенная. Уж ей-то объяснять не пришлось бы, что это за козлы.
– Слушай, Марья, а тебе на работу не надо? – с надеждой спросила я.
– Зачем? Я же в отпуске.
– Но если он не оплачиваемый, может, стоит вернуться?
– Для меня твоя жизнь дороже. Смотри-ка, кафе, может, зайдем, перекусим?
Я окинула взглядом ее фигуру: кожа да кости.
– Умерь аппетит, – хмуро посоветовала я. – Моих денег надолго не хватит. – Тут я подумала, что Марья, возможно, долгое время голодала (хотя с чего бы ей голодать?), устыдилась, вздохнула и сказала: – Пошли.
Вторую половину дня я провела за рабочим столом, а Марья грохотала кастрюлями на кухне. Вымыла окна, выбила ковер и ни разу не заглянула в мою комнату. Я поняла, что обрела истинное сокровище. Не мешало бы, впрочем, от нее поскорее избавиться, но теперь это выглядело проблематичным. В восемь я появилась на кухне.
– Под окном кто-то вертится, – почему-то шепотом сообщила Марья.
– Где? – испугалась я, бросаясь к окну.
– Минут пятнадцать как смылся. Бродил по тротуару напротив и все на окна поглядывал. Готовится.
Я собралась паниковать и со всех ног бежать к маме, но тут подумала, что Марья, скорее всего, фантазирует, чтобы смутить мой покой и задержаться в квартире.
– Ужинать будешь? – деловито спросила она. Я кивнула, она быстро накрыла на стол и кинулась за красной тетрадью. – Подожди, я молитву прочитаю.
– В кафе ты молитв не читала, – съязвила я.
– Ну и что? Забыла. А ты могла бы напомнить. Чего ты вредничаешь, лоб, что ли, трудно перекрестить?
– Не трудно, – пожала я плечами, стыдясь, что уличена во вредности; выслушала молитву и перекрестила лоб.
Только мы приступили к трапезе, как зазвонил телефон. Я неохотно сняла трубку и услышала мужской голос с едва уловимым акцентом.
– Простите, могу я поговорить с Симоной?