Еще столько же, и дойду до парка.
Когда в одну из арок, ведущую во
двор, нырнула почтальонша с набитой газетами сумкой, я замер,
провожая ее взглядом. Вот признаться честно, тысячу лет не видел
почтальонов.
Нет, я знал, конечно, что они до сих
пор разносят письма и всё такое…
Ноги сами собой двинулись вслед за
исчезнувшей в арке тенью. Что я собирался делать дальше, я даже не
думал.
«Прослежу потихоньку», – именно эта
мысль заставила меня нырнуть в тёмный высокий проход, – «Вдруг
такое же письмо?»
Едва я вошёл под арку, как все звуки
с улицы словно срезали. Впереди светил выход во двор, отблёскивая
стёклами припаркованных там автомобилей, и в проёме вдруг появились
два силуэта.
Моя пятая точка сразу почуяла, что
это по мою душу.
Я испуганно замер, а потом решил
двинуться назад. И чуть не навернулся на замёрзшей луже:
– Воу, воу, воу!
Откуда в июне лёд?!
Я испуганно обернулся, балансируя в
скользких летних кроссах.
Один из двоих незнакомцев, на чьей
голове виднелась шляпа с полями, поднял руку.
Инстинкт самосохранения заставил меня
перейти на зимний режим передвижения, и я скользящим шагом
направился обратно к выходу.
Вот только замёрзшая лужа была уже
покрыта плёнкой воды, такой скользкой, что я снова чуть не упал, и,
растопырив руки, лишь неловко заёрзал на месте. Как тут
почтальонша-то прошла?
Весь асфальт вокруг искрил ледяной
гладью.
– Говорю, его фризом надо, – голос
эхом прокатился под кирпичным сводом.
Совсем обычный голос, не бандитский.
И что за «фриз»?! На ум лезло только заклинание «заморозка» в
играх.
Незнакомец в шляпе осторожно
приближался, второй остался стоять снаружи.
– Да нормально все будет, и лужа
нормально держит.
– Осторожно, ему семнадцать уже!
– Да он же нюбс почти. Ты следи
лучше, чтобы никого…
У меня непроизвольно всё сжалось
внутри. Да, мне семнадцать, и я жить еще хочу.
– Вы кто такие?! – я стал осторожно
буксовать, пытаясь сдвинуться.
– Расслабься, нам лишь нужна твоя
память. Чекан кое-что оставил.
Это могло быть только прозвище отца.
И то, что он назвал его, меня реально напугало. Секундный ступор, и
ворох мыслей в голове.
Он знал моего отца?!
Он был ему другом?
И что значит – нужна моя память?
На друзей люди в подворотне никак не
смахивали. Я резко дёрнулся, пытаясь прыгнуть, и упал, нехило
приложившись коленкой и локтем, а потом пополз вперёд, уже
совершенно не заботясь, что промокли джинсы. Мои трепыхания не
выглядели героически, но всё же потихоньку я сдвигался к свободе
змеиными движениями.