– Помощи! Помощи! – что было сил выкрикнула женщина. – Защиты и помощи!
Монах что-то быстро сказал, и его спутники в один звук слили хруст взведённых курков. Пять коротких и толстых (без сомнения – с картечными зарядами) стволов выставились против двух охотничьих ружей.
– Кто главный? – спросил монах из-за спин сопровождающих его всадников.
– Я, – ответил сэр Джаддсон и, невесомо приподняв руку, заставил своих егерей опустить ружья. – Я пострадал от этого человека и вершу над ним суд. А вы, святой отец, кем бы вы не были, знайте, что находитесь на моей земле.
– Понимаю, – чуть помедлив, отозвался монах. – Если мы пользуемся вашей дорогой… То готовы вам заплатить стандартную дорожную пошлину. В тройном размере. Поскольку мы едем здесь уже третий раз.
– Это достойно, – слегка поклонился сэр Джаддсон. – Но намерены ли вы, святой отец, вмешаться в мои дела с этим семейством?
– Намерен, – твёрдо сказал монах, – и вмешаюсь, поскольку призыв к этому прозвучал. Но пока вмешаюсь лишь настолько, чтобы уяснить себе суть происходящего. Я выслушаю обе стороны – и заверяю вас, джентльмены, разрешу спор справедливо и честно. Кто будет говорить первым?
Спустя несколько минут, выслушав неторопливый рассказ владельца имения, монах спросил у молодого дворянина:
– Ты с чем-нибудь не согласен, сын мой? Твой обвинитель ничего не напутал?
– Нет, – ответил, с трудом вставая на ноги, дворянин. – Всё так. Но я должен сказать… Он – сумасшедший! За пустяковую рану он потребовал пять тысяч фунтов! А когда узнал, что у меня нет таких денег, распорядился повесить – меня и ребёнка!
– И мёртвого пса, – серьёзно добавил Джаддсон. – Для компании.
– Сын мой, – сказал, обращаясь к связанному дворянину, темнолицый монах. – Со скорбью свидетельствую, что ты намеренно искажаешь факты. Деньги, как выясняется, у тебя потребовали не за рану, – кстати, не тебе судить, пустяковая она или нет, – а большей частью за ущемлённое достоинство. Так?
– Именно так, – наклонил голову Джаддсон в ответ на направленный в его сторону взгляд монаха.
– Но сын мой, – снова обратился монах к связанному, – иное оскорбление чести стоит и миллиона. И судить об этом – только тому, кому нанесено оскорбление. Пострадавший оценил его в пять тысяч – и что я могу возразить?
– Но послушайте, святой отец! – отчаянно вскрикнула женщина. – Он распорядился повесить не только моего супруга, но ещё и ребёнка! Под тем предлогом, что он, когда вырастет, будет мстить!