Нецелованный странник - страница 40
– Да-а? Чудненько, чудненько! А я гъешным делом думал, что на спиннинг лучше. Ну ладно, батеньки мои, не буду вас задейживать. Ступайте себе, сдавайте сахаёк Феликсу Эдмундовичу и пахать, пахать и ещё яз пахать! – маленький встал, давая понять, что аудиенция окончена, и направился к карте, но резко вдруг остановился. – Да, а Антанту с Кеенским гоните, бейте её не щадя вашей ябоче-къестьянской къёви! Тейёй, тейёй и ещё яз тейёй!
– Чё? – снова не понял старший мужик.
– Да пошли уж сахарок сдавать, – опять подсказал ему другой.
Все вышли в сопровождении большого. Маленький остался один и вновь погрузился в изучение карты Российской Империи, сплошь изрисованной красными и синими стрелками.
Через несколько минут большой вернулся.
– Владимир Ильич, сахар принял, что с мужиками делать?
Маленький оторвался от карты.
– С мужиками? С какими мужиками?
– Ну, с ходоками, которых Вы только что принимали?
Маленький подумал-подумал, воскрешая в памяти недавнее, и вдруг просиял.
– А-а, с этими? С ибаками? Ясстъелять, конечно.
– Как расстрелять? За что? – даже большой удивился столь неожиданному решению.
– Я же говоил: «Тейёй, тейёй и ещё яз тейёй!» Беспощадный тейёй! Всякая еволюция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться! Чёйт возьми, забавная мыслишка, надобно записать, – и снова склонился над картой.
Большой собрался было, но замешкался.
– Феликс Эдмундович, батенька, как по-вашему, каясь тепей на муху клюёт, или на чейвячка?
Большой не ответил, он отправился приводить в исполнение приговор.
Нецелованный странник
Моей жене, самому чудному, доброму, милому,
любимому и любящему Человеку посвящается.
«Прожить
врага не потревожив
Прожить
любимых погубив»
Руслан Элинин. Русский поэт.
I
Снова я еду по этому шоссе. Зачем я это делаю, что влечёт меня сюда, что толкает в этот бесконечный путь? Я задавал себе этот вопрос десятки, нет, скорее сотни, а может быть, тысячи раз и никогда не мог найти ответа. Я просто его не знаю. Наверняка, его нет вообще, как нет ответов на великое множество вопросов тревожащих нас, не дающих нам покоя, заставляющих совершать те или иные поступки, часто глупые и бессмысленные, но необходимые для нас, как воздух, из которых, собственно, и состоит то великое чудо, которое мы называем жизнью. Во всяком случае, это шоссе давно уже стало моей жизнью, не частью её, пусть даже основной, неотъемлемой, а самой жизнью, её единственной целью, её смыслом.