«Можно подумать, этот урок ее чему-нибудь научил, – думал Эндер. – Нет, она продолжает поступать по-своему. Она, ни с кем не посоветовавшись, продолжает выносить решения, которые калечат жизни других людей. Ей даже в голову не приходит, что, может быть, эти самые люди вовсе не хотят, чтобы она спасала их от той предполагаемой беды, которая ей мерещится».
Но если бы она вышла замуж за Либо и рассказала ему о том, что ей известно, он, возможно, был бы жив по сей день. Эндер не женился бы на его вдове и не помог бы ей воспитать ее детей. У Эндера никогда не было другой семьи, да он и не хотел никакой другой. Как бы ни были пагубны решения Новиньи, самые счастливые дни в его жизни случились только потому, что она совершила одну из своих самых роковых ошибок.
Пройдя мимо нее во второй раз, Эндер заметил, что она упорно отказывается начинать с ним разговор, поэтому, как всегда, он отступил первым и нарушил затянувшееся молчание:
– Насколько ты знаешь, фильос все женаты или замужем. В этом ордене приняты браки. Без меня ты не станешь его полноправным членом.
Она остановилась. Лезвие мотыги легло на нетронутую часть грядки, рукоятка ярко блеснула меж ее рукавиц.
– Грядки я смогу полоть и без тебя, – в конце концов буркнула она.
Его сердце радостно защемило – ему все-таки удалось пробиться сквозь завесу ее молчания.
– Не сможешь, – ответил он. – Потому что я уже здесь.
– Это обыкновенный картофель, – сказала она. – Я не могу воспрепятствовать тебе пропалывать картошку.
Не в силах с собой ничего поделать, они дружно рассмеялись, и с тихим стоном Новинья наконец разогнула спину, выпрямилась и, бросив мотыгу на землю, взяла Эндера за руки. Это касание ударило его словно электрическим током, хотя их пальцы отделяли друг от друга толстые рабочие рукавицы.
– «Когда моей рукою недостойной я мог твою святыню оскорбить…» – начал Эндер.
– Давай без Шекспира, – перебила она. – Без этих вот: «позволь губам моим, двум пилигримам…»[5]
– Я скучаю по тебе, – произнес он.
– А ты перебори свою скуку, – посоветовала она.
– Зачем? Если ты присоединишься к фильос, к ним присоединюсь и я.
Она рассмеялась.
Эндеру не понравились презрительные нотки в ее смехе.
– Если ксенобиолог может покинуть мир бессмысленных страданий, почему этого не может сделать постаревший, давно ушедший на пенсию Говорящий от Имени Мертвых?