Убедившись, что отряд не заметили, Лобов подвел красногвардейцев к левому подъезду. Постучал в дверь – она тут же открылась.
Мимо скуластой женщины в красной косынке прошли в комнату с окнами в зал заседаний. На руках внесли сюда и «максим».
Вместе с парнишкой, которого Лобов посылал в разведку, Тихон на корточках пристроился за пузатой, обитой обручами кадкой с землей. С любопытством огляделся по сторонам. Кадками была заставлена вся комната. Из них поднимались причудливые растения, каких Тихон и не видывал раньше.
Одни были похожи на деревья с мохнатыми стволами, другие ветвились кустарником. Листья, большие и широкие, как лопухи, вытянутые, как осока, и толстые, словно из воска, сплетались над головой, закрывая потолок.
Запахи ванили, камфоры и лимона смешались в такой крепкий настой, что Тихон чуть не чихнул, едва удержался, ткнувшись носом в рукав куртки.
– Где это мы? – шепотом спросил он соседа.
– В зимнем саду. Губернатор тут всякие растения выращивал, которые и зимой цветут.
– А разве такие есть?
– Есть, только не нашенские, а заграничные.
– Две широченные двери зачем-то. Одной бы за милу душу хватило, – по-хозяйски рассудил Тихон.
– Сказывают, губернатор сюда прямо из парка на лошадях в одну дверь въезжал, а через другую выезжал.
– А ты откуда все знаешь? – покосился Тихон на парнишку. Был он примерно одного с ним возраста, но низенький, в строю они на разных флангах стояли. – С губернатором чаи распивал?
Парнишка хоть и уловил в голосе Тихона недоверие, но не обиделся, пояснил:
– Я в феврале его превосходительство князя Оболенского арестовывал здесь. Не один, конечно…
Теперь с завистью, уважительно посмотрел Тихон на неказистого красногвардейца. Повезло человеку – самого губернатора свергал. А Тихону и похвастать нечем. Не рассказывать же, как с обезоруженного рабочими пристава Зеленцова погоны сдирал. Не велика заслуга.
– Интересно получается, – вслух размышлял Тихон. – В Питере – Зимний дворец, здесь – зимний сад.
– Теперь они свое везде отзимовали.
– А ну, тише вы! – цыкнул на них Лобов.
Через окна и застекленные двери голоса выступающих сначала доносились приглушенно. Но страсти накалялись, ораторы говорили все громче, все энергичней бросали слова в переполненный, прокуренный зал. Чтобы слышно было еще лучше, красногвардейцы открыли широкие форточки.