Покачав головой, я привычным жестом поднесла руку ко лбу и ответила, надеясь, что употребила верное слово:
- Не понимаю.
Айгер продолжал говорить, все с той же злостью. Видимо, это означало: ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Я знаю, что ты притворяешься.
В конце концов я перестала пытаться что-то понять. Просто слушала его голос. Даже так – раздраженно, сердито – он звучал музыкой. Теперь, когда перед глазами уже ничего не расплывалось, образ сложился полностью. Я смотрела на него и молила взглядом: поверь мне, я правда не понимаю. Что бы я ни сделала… что бы ни натворила Юниа, мне об этом ничего не известно.
Встав, Айгер в сердцах толкнул ногой табурет и отошел к той стене, где под потолком было прорублено маленькое окошко. Свет падал на его лицо, отчетливо выделяя каждую черту. В горах на нем был просторный плащ, но сейчас одежда выгодно подавала фигуру, высокую и стройную. Что-то вроде кожаного колета, коричневого со сложным узором, узкие бежевые штаны и черные сапоги до колена - все это подчеркивало широкие плечи, тонкую талию, узкие бедра и крепкие мускулистые икры. Если бы это был мужчина моего мира, я бы сказала, что мы примерно ровесники. Но как все обстояло с возрастом здесь?
Он напряженно размышлял о чем-то, потом, бросив на меня еще один жесткий взгляд, подошел к двери. Я слышала, как он разговаривал с Гертой, и та что-то объясняла, словно оправдывалась. Потом она вошла и снова села рядом со мной – взволнованная, растерянная.
- Айгер – кто это? – спросила я.
Перебрали все предметы в комнате, все части тела, некоторые действия – в общем, все, на что я могла указать пальцем, мы с Гертой перешли к более сложным понятиям. Я научилась спрашивать: «кто это?», «что это?» и «что такое?». Поскольку Герта не могла объяснить мне так, чтобы я поняла, мы стали использовать рисунки. Она принесла что-то вроде отполированной белой пластины из непонятного материала, на которой можно было писать и рисовать прикрепленным на шнурке черным грифелем. Потом все это легко стиралось влажной тряпкой. У Герты был настоящий талант: всего парой-тройкой штрихов она рисовала картинку к каждому незнакомому мне слову или понятию.
- Айгер – тарис, - глаза у нее расширились так, что она стала похожа на сову.