Например, на Илару упадет метеорит. Или ее захватит вражеское войско. Или…
Глупости. Единственной нашей надеждой оставался Айгер. Он мог отменить приговор суда – но для этого требовалась убедительная причина. А ее не было. Как ни ломала я голову, придумать ничего не могла. Ни малейшего оправдания. Единственный свой шанс я про…любила, скажем так. Потому что понятия о нем не имела. Потерявших рассудок в Иларе не казнили, а я вполне подходила под эту категорию. Пока он ко мне не вернулся. Ну и кто теперь поверит, что я ничего не помню, если разговариваю и все понимаю?
Айгер вот точно не поверил. Хотя у него было вполне так веское основание. Правда, последовательным я бы его не назвала. Утверждал, что не верит ни единому моему слову, и тут же отвечал на вопросы. Где логика?
Впрочем, с логикой было не все в порядке и у меня. Думать о человеке, который скоро утвердит мне смертный приговор?!
Нет, не мне. Юнии. Как будто преступницей была моя сестра-близнец. Он любил ее, она его предала, даже дважды. А отвечать за это – мне. Потому что невозможно объяснить, доказать: я – не она, я – другая.
- Когда будет суд? – спросила я тюремщицу, вошедшую в камеру с подносом.
В отличие от лечебницы, где ко мне были приставлены всего три постоянные надзирательницы, в тюрьме они без конца менялись, и я с трудом отличала одну от другой. Тем более, все они были похожи: среднего возраста, высокие, плотные, крепкие, с одинаково угрюмыми лицами.
- Скоро, - буркнула она.
- Зеркало! – настырно потребовала я. – Можешь даже не давать его мне в руки.
Я настаивала на этом уже несколько дней подряд, с того времени, когда разговаривала с Айгером, но мою просьбу неизменно игнорировали. Может, боялись, что разобью его и перережу вены? Если раньше я вообще не думала о том, как выгляжу, то теперь меня мучило любопытство.
Мы с Юнией были ровесницами. Мне вряд ли кто-то дал бы хоть на день меньше моего возраста. А как Юниа? Похожи ли они с Эйрой? Та показалась мне потрясающей красавицей – несмотря на грубую тюремную одежду. Ну да, волосы другие – у нее рыжие, вьющиеся, а у меня, то есть у Юнии, темные и прямые. А глаза, лицо? Нравилась ли Эйра Айгеру хоть немного? Ведь ложился же он с ней в постель, и вряд ли только ради рождения наследника. Впрочем, разве для этого обязательны чувства? Юниа ведь тоже родила дочь от нелюбимого мужчины.