Из мемуаров Воронцова-Американца
«Думаю, сильнее всего на Анну Валерьевну подействовало то, что я был тесно знаком с Виктором. Воспитанники становились ей как родные, и сейчас она жаждала выведать все о жизни и смерти своего непутевого сбежавшего питомца.
А, кроме того, еще и рана на ноге вдруг воспалилась. И извечное пристрастие русской интеллигенции помогать гонимым и раненым также не позволяло госпоже Беляевой выгнать меня немедленно, не дав хоть немного отлежаться.
Не думаю, что она сразу поверила в мою добропорядочность, но предпочла сделать вид, что поверила. В город был отправлен гонец за лекарствами, после возвращения которого на мою ногу перевели умопомрачительное количество бинтов и каких-то незнакомых мне противовоспалительных мазей, а для меня самого на время лечения в тайнике устроили эдакий лазарет.
Чтобы я не скучал, Анна Валерьевна предложила мне книги. Я выбрал учебники по химии и физике, оставшиеся от покойного Ивана Порфирьевича.
Потому что раз уж образовалось такое вот время «безделья», я решил хорошенько освоить совершенно незнакомую мне местную русскую грамматику со всякими там «ятями», «фитами» и твердыми знаками в конце слов. Совершенно точно лишним не будет. И так получились, что эти учебники лучше всего подходили мне в качестве «букваря». Потому что из всех имеющихся книг именно они оказались с наибольшим объемом априори понятного мне текста. Уж химию и физику-то я знал куда лучше местных…
Кроме того, время от времени Анна Валерьевна улучала минутку и заходила ко мне. Пообщаться и узнать, не надо ли мне чего…»
Крит, деревушка в окрестностях Ханьи, 30 сентября 1896 года, среда, утро
Как узнать время смуты? Очень просто! По всеобщей настороженности. Еще полгода назад в любую рыбацкую деревушку можно было войти нежданно-негаданно, и жители только гадали бы, к кому это нагрянули гости да зачем, но побеспокоить не рискнули бы. Теперь же, несмотря на то что люди Дукакиса старались передвигаться скрытно, подростки, стоявшие в дозоре, заметили их метров за двести до околицы. И тут же помчались поднимать тревогу.
Вторая примета смутного времени – быстрота, с которой реагировали на приближение гостей. Пусть и ожидаемых. Староста со своими людьми встретил Дукакиса на околице. Всмотрелся, пересчитал количество людей и поклажи, пригляделся, нет ли незнакомых лиц, и лишь после этого сдержанно поприветствовал: