Однако формула «все хорошо» отнюдь не означала, что у Петрова не было своего мнения по поводу сочинений его коллег. Когда Большой театр привез в Санкт-Петербург нашумевшую оперу Леонида Десятникова «Дети Розенталя», оценки разошлись. К примеру, заместителю Петрова – Григорию Корчмару – опера очень понравилась: его пленило множество аллюзий и реминисценций. Я же пыхтел от возмущения, хотя Десятникова люблю – талантливейший композитор, – но в этой опере он был мне неинтересен. И Петрову не понравилось. Он улыбнулся и сказал: «Московские понты!» Вот так – не музыкально, а эмоционально – Петров обозначил свое отношение к этой опере.
Очень много мне рассказывал Петров о Хренникове – о том, как Тихон Николаевич, глава Союза композиторов СССР, учил его, молодого председателя Союза ленинградских композиторов, азам руководства. Пересказать все это трудно, но один из характерных эпизодов описать попробую.
Звонит Хренников из Москвы: «Андрей, такого-то числа секретариат. У нас один тут сотворил такое! Будем гнать его из партии и из Союза. Каленым железом будем выжигать. Обязательно приезжай!» Петров кладет трубку, нервничает: как быть, как вести себя на том секретариате? Проходит некоторое время, и уже Петров звонит Хренникову с вопросом: состоится ли секретариат в назначенное время? В ответ же слышит: «А, ты про этого? Каленым железом! Но мы тут решили на месяц перенести. Приезжай обязательно!» Через месяц Хренников вновь поминает «каленое железо», но говорит, что должен срочно лечь в больницу. Секретариат вновь переносится. Проходит еще месяц, все утихает, вопрос спускается на тормозах. Вот так (или примерно так) Хренников уходил от острых решений, оберегая тем самым своих коллег, хотя на него и давили сверху.
Андрей Павлович, по его словам, далеко не сразу, но тоже овладел этим искусством и стал настоящим асом на своем посту. К примеру, наш Союз композиторов – единственный творческий союз в стране, которому удалось полностью сохранить свое имущество. Когда все вокруг распродавалось и разворовывалось, петербургские композиторы сумели сберечь и Музфонд, и Дом творчества в Репине, и свой Дом на Большой Морской. И в этом немалая заслуга Петрова.
К счастью, Андрей Павлович был консерватором, и на новые, подчас сомнительные веяния не сразу откликался. Он говорил: «Спокойно! Надо все обдумать, взвесить, и не торопиться». Чудовищная нищета тех лет провоцировала продать и то, и это, чтобы как-то выжить. Но Петров от таких решений умело уходил. Виртуозно сохраняя прекрасные отношения с властями, он в нужный момент обращался к ним за помощью. И власти, заслуженно любившие его и в прежние, и в новые времена, как правило, в помощи не отказывали.