– Это просто половое созревание. В таком возрасте гиббоны хотят либо спариваться, либо драться.
– Тихо, как в баре после закрытия, – пробормотал Джесси.
Мы оба взглянули на Рори, пытаясь решить, что же нам делать. Потом мой сын открыл дверь, и мы вошли.
В холостяцкой квартире с видом на пляж Сурин царил бардак – несомненно, еще больший, чем обычно: по всему коридору валялись битые тарелки, на стене – пятно, по потолку размазана какая-то еда.
– Прошу прощения за беспорядок, – сказал Джесси.
Гиббона Трэвиса мы нашли на кухне. Он сидел на корточках рядом с раковиной, пил из банки пиво «Сингха» и задумчиво оглядывал тесное помещение большими черными глазами.
– Старина Трэвис любит отдохнуть и выпить пивка. – Джесси коротко рассмеялся. – Притомился, бедняга. Еще бы, целый день чесал задницу и громил квартиру.
– Нет, – произнес Рори. Даже не глядя на сына, я знал, как отчаянно он старается не расплакаться. – Он просто забыл. Просто забыл, вот и все.
Трэвис покосился на нас краем глаза, и внезапно я испугался: не надо было приводить сюда моего мальчика.
– Что забыл? – спросил Джесси.
– Забыл, что он гиббон, – ответил Рори. – Разве не видите? Трэвис не знает, как ведут себя гиббоны. Наверное, его украли у матери, когда он был совсем маленьким.
Мы стояли и смотрели, как Трэвис хлещет из банки пиво.
– Он жил у фотографа, который работал на пляже Патонг, – объяснил Джесси, – а потом попал в бар.
Гиббон задумчиво покопался в своей мягкой коричневой шерсти, поймал насекомое и сунул его в рот.
– Как он попал к фотографу – не знаю, – закончил Джесси.
Розовой ковбойской шляпы на Трэвисе больше не было, но его вид по-прежнему напоминал о «Безымянном баре» и ночи на Бангла-роуд. Гиббон играл бицепсами и щурил глаза, словно что-то прикидывал и готовился к решительным действиям.
– Такое животное нельзя держать в баре, – произнес Рори. – Животных вообще нельзя держать в барах. Их заводят для забавы, а это очень неправильно.
Передо мной стоял сын, но слышал я голос жены. Оба они смотрели на мир ясным, незамутненным взглядом и сразу объявляли, хорошо то, что они видят, или плохо, даже если никто не спрашивал. Я любил их за эту душевную чистоту, и в то же время она меня пугала.
Гиббон уставился в нашу сторону, как будто только что нас заметил.
– Хватит буянить, Трэвис, – сказал Джесси. – У нас гости.