Особенно тошнотворным запах тления стал возле одного ответвления коридора, из глубины которого слышались короткие глухие стоны. Девушка остановилась.
– Там умирающие, – угрюмо произнес Эм, – лекарств нет. Люди просто гниют, ожидая своей смерти. Тех, кто умер – выносят наверх – хорошо, что морозы сильные. Благодаря им и питаются выжившие. Каждую ночь трупы таскаем, иначе эпидемия начнется. Вот еду только отнесем, – он кивнул на торбу в руках Наташи, из которой на пыльный пол начала капать кровь размораживающегося мяса, – и за работу.
Парень в очередной раз свернул вправо, и перед спутниками открылось небольшое помещение, до отказа набитое сидящими и лежащими людьми в обмотках. Свод помещения возвышался на два с лишним метра. В нескольких конических нишах горели открытым огнем светильники. Смрад стоял невыносимый, но все же не гниющей плоти, а нечистоплотной жизнедеятельности человека.
Люди почти не шевелились и от чего-то разговаривали шепотом. Увидев Эмма, несколько сидящих на ворохе тряпья женщин кряхтя, поднялись и, растянув на закопченных лицах что-то наподобие улыбок, принялись обнимать парня, со словами:
– Сыночек мой, мальчик мой! Вернулся, дитятко мое. Уж и не чаяли…
Парень смущенно посмотрел на Наташу:
– Вот, подкрепиться вам принес.
Девушка поняла его взгляд и передала кровоточащую торбу женщинам, от чего те заохали с удвоенной силой:
– Кормилец ты наш!
Эм попятился, схватив за руку оцепеневшую Наташу, с трудом протиснулся сквозь причитающих, изможденных голодом, холодом и кошмарной антисанитарией женщин, выскочил назад, в коридор. Но женщины уже суетились над торбочкой, собираясь готовить чудовищный обед.
Наташа разлепила побелевшие от напряжения губы:
– Кто из них твоя мама?
– Никто. Мама погибла, как и сестра – еще до катакомб. Не люблю к ним сюда приходить. У многих крыша съехала – сыном своим считают на полном серьезе. Сегодня еще ничего. А так – тискают, нос вытирают… Жалко их до слез. Хотя, до сегодняшнего дня думал, что плакать разучился… Вот, еду им приносим. Таких, как я – много. Да и келий – тьма…
– Может, надо было больше наскрести мяса? – Наташа понимала всю чудовищность вопроса, и раньше от себя никогда бы не ожидала подобной тирады. Но теперь все было иначе, чем в той ее сытой и спокойной жизни.
Эм покачал головой: