Когда-то сказанное ею – сбывается.
Всё связанное с нею – с годами обретает особый, более глубокий смысл.
В конце ноября девяносто первого года сидим мы вдвоём у Марии Николаевны на веранде, беседуем потихоньку.
Речь зашла об архетипах.
Мария Николаевна:
– Вот, кстати, об архетипе. Мария Степановна Волошина. Помните её, Володям?
Я:
– Ну ещё бы!
Мария Николаевна:
– Так вот что я вам скажу. Мария Степановна взяла на себя роль Бабы-Яги. Да-да. Сидит в избушке. То есть у себя в доме. В своём доме. В волошинском доме. В Доме Поэта. Сидит, охраняет дом. Сохраняет дом. Кому хочу – открою, захочу – не пущу никого!
– А ведь точно! – согласился я. – Каково ей было всё сберечь в целости и сохранности? Ведь другого такого, до любой мелочи сохранённого, дома – нигде больше в мире нет.
Мария Николаевна:
– Помните эту историю с дамой, этакой из себя, женой какого-то крупного партийного чиновника, той, что рвалась в Дом Поэта, прямо-таки с боем рвалась, – посмотреть «руку Волошина»? И Мария Степановна её – не пустила!
– Помню, – сказал я.
– Баба-Яга! – убеждённо сказала Мария Николаевна. – Была Мария Степановна – Баба-Яга. Настоящая. Хорошая Баба-Яга. Потому всё и уцелело. Вот вам и архетип!
Как то, об одном нашем общем знакомом, человеке маленького роста:
– Все маленькие мужички – Наполеончики. Маленькие Наполеончики. Уж я-то знаю. Навидалась. Повадки, амбиции – Наполеончиковые!.. И этот гражданин – вылитый Наполеончик!..
И опять – абсолютно верно.
Максимилиана Александровича Волошина знала Мария Николаевна с детства.
Волошин часто бывал в доме у Изергиных, в Симферополе.
В Коктебеле в первый раз побывала Мария Николаевна в двадцать первом году.
Жила она, разумеется, у Волошина.
Было голодно. Иногда – очень голодно.
В посёлке имелась столовая. Там давали обеды – Волошину и его матери, которую все звали Пра.
Иногда в этой столовой кормили обедами и Марию Николаевну. И случалось даже, что выдавали, в дополнение к скудному обеду, по два куска хлеба, намазанного солёным смальцем. Роскошь! Деликатес!
Мария Николаевна, семнадцатилетняя, вечно полуголодная, так мечтала всегда – откусить, хоть немножко попробовать, хоть самую малость, чуть-чуть – откусить этого редкостного яства!
Но всегда – сдерживала себя. Проявляла силу воли.
И приносила этот намазанный смальцем хлеб – изумлённому Волошину.