Монологи с Макаревичем - страница 4

Шрифт
Интервал


Имеет смысл читать эту книгу подряд, поскольку эта книга – дорога. В добрый час, друзья!

Там где

Я путь держал в далёкую страну,
названия которой нет на карте.
Стараясь не глядеть себе в корму,
я уверял, что дело не в азарте,
и продолжая верить праотцам,
я нагло рушил веры постулаты
(при этом ничего не порицал,
как и не проявлял любви к театру).
Но в том и состоялся парадокс,
что не найдя страны, – нашёл я многое.
Как перекрёсток распустился флокс,
когда я слился с новою дорогою.
Я плакал, если мир опять мельчал:
случалось и такое очень часто.
Но если уменьшался вновь причал, —
я снова верил в призрачное счастье,
и в то, что где-то люди сеют свет
и где-то есть ещё… которым надо.
Наш мир театр? Парадоксов нет?
Я снова там, где звёзды, как гирлянды.
11 декабря 2013 года

Правильное одиночество

Удивительное дело. Я об этом подумал совсем недавно. Именно подумал, а не вспомнил. Тогда, в далёком 1977-м, когда я впервые услышал «Машину Времени», я сразу решил, что поют они для меня. Ну или, что я один из немногих, кто по-настоящему понимает и любит их творчество.

Не могу сказать, что я считал это моё отношение к «Команде» эксклюзивом. Нет: собственнического акцента в этом детском увлечении (влечении) не было, но ревность к тому, что кому-то они тоже нравятся, – была. Хотя много лет я никого не спрашивал об отношении к Андрею Макаревичу и другим музыкантам группы, которых в те годы и по именам-то ещё и не знал.

Вне всякого сомнения, я спрашивал у папы. Папа был настоящим меломаном, даже – филофонистом. У него была коллекция классики на виниле и бобинах – много тысяч пластинок и сотня катушек. Я знал от взрослых: от мамы и друзей нашей семьи, что мой папа (талантливый физик, инженер разработчик полупроводниковой техники) – глубокий знаток серьёзной музыки.

Видимо, «Машина Времени» не относилась к таковой. Папа про неё не знал. Обычно я всегда прислушивался к папиному мнению. Он, безусловно, был для меня авторитетом. А как могло было быть иначе? Папа знал ответы на все (без исключения) вопросы. Но в ситуации с «Машиной», я, впервые, внутренне был не согласен с тем, что папа про неё не слышал. Его незнание не стало для меня поводом не думать об услышанных в пионерлагере песнях.

Два года я «единолично владел» секретом о «Машине Времени», пока на дне рождения товарища (его папа – в прошлом студент – дипломник, а потом и друг моего) в ответ на мой рассказ об «эксклюзивной любви», не сообщил с некоей гордостью, что у него есть упомянутые записи. (Этой истории я посвятил отдельную главу).