Золотой треугольник - страница 4
Шрифт
Интервал
И вот сегодня,
чтобы хоть как-то скрасить и смягчить
свою изнурительную уже
бессонницу,
в четвёртом часу утра
выбираюсь побродить.
Мой «Золотой треугольник» —
Невский – Нева – Фонтанка,
когда-то «вот тебе и весь Петербург» —
вполне сносно освещён и иллюминирован,
я с ним сжился и приспособился,
и только в нём возникает ощущение
«дома» и безопасности.
Бреду сплошной чередой
всё ещё шумных ресторанов и кабаков,
вглядываюсь
в воды Екатерининского канала
на зыблющееся отражение Спаса на Крови,
долго выстаиваю у васнецовского распятия,
затем уже Мойкой
следую анфиладой особнячных фасадов.
Всматриваюсь в окна орбелиевской квартиры:
в роковые для Эрмитажа 30-е
в кабинете именитого директора
по ночам горел свет,
где своим каллиграфным почерком
Иосиф Абгарович
старательно очерчивал в характеристиках
«буржуазную подкладку»
в уже заарестованных соработниках…
В проёме между эрмитажными атлантами,
у каковых,
как это всегда случалось в детстве,
«пальчиком» прощупываю венозныя прожилки
на гранитных ступнях
и созерцаю купол Иссакия…
А у Монферрановой колонны,
как это часто бывает
именно в это время —
одинокая фигура Михал Иваныча,
сумасшедшего трубача,
и стелющееся по пустынной площади
его мелизматическое,
для себя только и Господа,
музицирование.
Этот гениальный чудак
попал даже в западные книги рекордов,
поскольку Сороковую симфонию Моцарта
лихо выдувает,
стоя на голове.
Круглый сирота,
выходец из детского дома,
он научился говорить и общаться
с окружающими на трубе,
сам став её продолжением,
и когда ему явственно не хватает слов,
он приговаривает: «Счас!» —
и невыговоренные чувства
выдувает на своём инструменте.
Живёт он в Репино,
где, странствуя по свету,
выдул основательный особняк,
и до первой электрички,
в какую он должен вскорости
утомлённо погрузиться,
брожу вокруг да около кругами,
настраиваясь на его минорныя речитативы…
Зеркало
Люблю свой град пустым
и точно вымершим,
когда при вдруг нагрянувшем
десятиградусном морозце
шаги становятся гулкими
и иногда с отчётливо
тебя же и настигающим
эхом,
будто кто-то
как тень
явственно
со мною же
и вышагивает.
Люблю уже в четвёртом часу ночи
всмотреться в окна
Павловой опочивальни
в Инженерном
и мысленно пройтись
уже вслед за Его тенью
по ночным коридорам и переходам,
лестницам и закуткам;
вступить вслед за Ним
в парадные залы
и, оглянувшись
в венецианском
от потолка до полу