желе.»
«Айда, Маяковский! Маячь на юг!
Сердце рифмами вымучь —
вот и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.» (с. 218).
Любовь
«Мир опять цветами оброс,
у мира весенний вид.
И вновь встает нерешенный вопрос —
о женщинах и о любви.» (с. 377).
Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви «Я ж навек любовью ранен – еле – еле волочусь.» (с. 563);
«Любовь не в том, чтоб кипеть крутей, не в том, что жгут угольями, а в том, что встает за горами грудей над волосами – джунглями. Любить – это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи.»
«Нам любовь не рай да кущи, нам любовь гудит про то, что опять в работу пущен сердца выстывший мотор.» (с. 564);
«И вот с какой – то грошовой столовой, когда докипело это, из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой.»
«Себя до последнего стука в груди, как на свиданье, простаивая, прислушиваюсь: любовь загудит – человеческая, простая. Ураган, огонь, вода подступают в ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте…» (с. 565–566);
«Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем.» (с. 569).
Том 2
Облако в штанах
«Нежные! Вы любовь на скрипки ложите. Любовь на литавры ложит грубый. А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы!» (с. 5);
«Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!» (с. 6);
«Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца.» (с. 9);
«Мария! Поэт сонеты поет Тиане, а я – весь из мяса, человек весь – тело твое просто прошу, как просят христиане – «хлеб наш насущный даждь нам днесь.» (с. 21);
«Тело твое я буду беречь и любить.» (с. 22);
«Мотаешь головою, кудластый? Супишь седую бровь? Ты думаешь – этот, за тобою, крыластый, знает, что такое любовь? Я тоже ангел, я был им – сахарным барашком выглядывал в глаз, но больше не хочу дарить кобылам из севрской муки изваянных ваз. Всемогущий, ты выдумал пару рук, сделал, что у каждого есть голова, – отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?!» (с. 23);
«А я вместо этого до утра раннего в ужасе, что тебя любить увели, метался…» (с. 26);
«…убери проклятую ту, которую сделал моей любимою!» (с. 27);
«Знаю, любовь его износила уже.» (с. 31).