Певчий ангел - страница 14

Шрифт
Интервал


на холодном стекле щеки.
За окошком все та же сырость
и все так же молчит природа.
Где-то скрипнула дверь и закрылась
тихим утром нового года.

Прикосновение

Замри и ощути, склонив лицо.
К чему тебе чужие откровенья?
Не заменяют сорок мудрецов
простого моего прикосновенья.
Сползает тихо толстая тетрадь,
под поцелуем вздрагивают брови…
И мудрецам приходится молчать
на столике под лампой в изголовье.

Свобода

Дневной мираж, твое носящий имя,
тепло струится сумерками мая,
глазами полуночными твоими
лицо толпы размытой наделяя.
Какою же нелепою гримасой
его улыбка может обернуться —
полжизни объявив тщетой напрасной,
уходишь, чтобы в прошлое вернуться.
Твоя Москва теперь искрится снегом,
мой Франкфурт безнадежно желтолиствен…
Свободой тешимся —
               пространственным разбегом
путей в гиперболическом единстве.

«Ночь опускается в кресло и диалог…

Ночь опускается в кресло и диалог
возобновляется прерванною тирадой…
Жаркая спорщица, кто бы подумать мог,
слушательнице такой несказа́нно рада.
Кто же есть у меня, кроме себя самой?
Две кошки, преданные всем желудком.
Зеленый сожитель в кадке, листвой
колышущий в оцепененье чутком.
Души, населяющие янтарь времен,
молчат, занесенные пылью полки…
Этого мало. Голос инстинкта силен —
кому, реченному ожиданьем долгим,
факел утра улыбкой одной зажечь?
Для кого всходить благодарной нивой?
Кого одаривать зрелым жемчугом плеч,
волос омытым волною ленивой.
Куклой тряпичною в чьих руках
предаваться похоти безоглядно и до́сыта.
Рука в руке, с кем тропу впотьмах
торить, не слыша прохожего топота.

Potpourri

Останутся стихи капризом синим,
как осенью лил джазовый мотив…
На перепутье интернетных линий
в толпе едва друг друга различив,
отпущенное время коротали
кобель безродный и почти ничья жена.
Как в письмах с упоением валяли
он дурочку и дурака она.
Как на чужом всплакнула пепелище
украдкой, приговаривая вслух:
Ищи – найдешь. Находят тех, кто ищет!
Он делал вид, что остается глух,
свободы статус ревностно лелея,
что никому-не-нужностью подбит.
И оба забавлялись, чуть жалея,
игрой во всеотпущенный транзит.

Обернись

Обернись, когда перестанешь,
обессилев, со мной бороться.
Обернись же, верный товарищ
малодушия и благородства.
Обернись, оставленный мукой
невозможности покаяния
под нацеленной в лоб базукой
обязательств и ожидания.
Не найдя меня даже в мыслях