– Детуш!.. Детуш! хочу представить вам сестру Фелицию!..
У сестры Фелиции вид вполне довольный… она совсем не грустная… я бы даже сказал, веселая… и довольно молодая, лет тридцати…
– Орден Послушания!.. она ухаживает!.. за заразными больными… она была сестрой милосердия… ну помните, там, в нашем большом госпитале!.. сестра Фелиция!
– Понятно! понятно, Харрас!
Он представляет ее Просейдону… Просейдон вылезает из своей соломы… отвешивает низкий поклон… и просит его извинить…
– Сестра Фелиция!..
Харрас мне все объясняет: она только что прибыла из Берлина… прямиком… в танке… для добровольной работы в лепрозории… она уже ухаживала за такими, даже за заразными… я вижу, они знакомы, обнимаются… странно видеть их такими веселыми… она уже десять лет работает сестрой милосердия… сперва стажировалась, ухаживала за больными католиками, а потом решила остаться… выгонять ее не стали… в общем, уезжать она не собирается… вокруг было много таких сестер, как она, изо всех стран мира… это были «сестры»… и «матушки»… они не интересовались последними известиями и занимались ранеными, подбирали их на полях сражений… а сестра Фелиция занималась исключительно заразными больными… прокаженных собрали в одну группу, и теперь все они были в ее распоряжении… человек десять… пятнадцать… должны были прибыть еще и другие… те, что пока остались в лагерях… мне кажется… идея создать лепрозории принадлежала министру Конти{29}… сестра Фелиция была прекрасно экипирована: солдатские башмаки, сумка через плечо, а в ней черный хлеб… прокаженным действительно требовался уход… им нужно было сменить повязки… она бы с радостью, но у нас не было ни бинтов, ни ваты… да нет же! нет! оказывается, все есть! у Харраса на втором этаже, в кабинете начальника вокзала полно перевязочного материала… никаких проблем… Крахт сейчас все принесет…
– Ja! ja! ja!
Однако сестра Фелиция не готова заняться этим прямо сейчас… прежде всего ей бы хотелось привести в порядок свой чепец!.. Харрас, оказывается, и об этом подумал! на втором этаже! утюг, доска, дрова для печки… она может там уединиться… начальника вокзала и стрелочника забрали на восточный фронт… я заметил, что Харрас уже больше не смеялся своим самодовольным смехом… никаких «ооаах»! нельзя сказать, чтобы он погрустнел, просто не смеялся… мне о многом нужно было его расспросить… я хотел бы с ним поговорить… мы все сидели на соломе и ждали… а потом легли… мы ждали сестру Фелицию… насколько я понимаю…