Один из выведенных мной на тот момент законов жизни – повторяемость. Она преследовала меня повсюду: в людях, событиях, словах, поступках. Вырваться из этого круга было невозможно. В конце концов, прочтя о нечто подобном в «Защите Лужина»[30], я решил испытать судьбу. Пребывая в одном южном городе, я прошел по высокому краю скалы. При этом я наивно полагал, что приняв вид трупа, скрюченного на дне ущелья, смогу «вырвать себя из круга превращений». Ничего из этого не вышло, да и средство было малоэффективным. Однако мне упорно не хотелось быть, выражаясь словами одного лондонского эмигранта, «отложительным глаголом латинской грамматики и спрягаться страдательно, не будучи страдательным»[31]. Я придумал другое средство. Начал играть в поддавки. Я нарочно создавал ситуации, в которых бы у судьбы был реальный шанс пустить меня по N-ному кругу. Во-первых, это давало возможность сравнения, во-вторых, как писал один поэт, делая зло избыточным, мы придаем ему смехотворность[32], а значит, обезоруживаем его. К сожалению, и на этот раз ничего не изменилось. Почему? Нет однозначно плохого, как нет и однозначно хорошего. Кроме того, все это мало связано с человеком. То есть человек думает, вернее, полагает, захлебываясь от сознания своего величия, что имеет какие-либо отношения с судьбой. Нет. Односторонняя связь.
Со временем, однако, я понял, что это не совсем так. Дело обстояло еще хуже. Связь, отношения, хоть и не на поверхности, но существовали. Я заподозрил, что само мое желание играть с судьбой в поддавки исходило именно от моего оппонента. В конце концов, подавленный ощущением искусственности происходящего, я взял пример с самого честного животного на свете – страуса.
Иногда я напоминаю скупого рыцаря, неустанно копающегося в собственных тайниках с сокровищами. Отличие между нами лишь в том, что мои сокровища не имеют денежного эквивалента. Внимание к себе было всегда на страже. В одном из вологодских музеев я увидел пенал. Простой деревянный пенал. Он был расписан незамысловато, но мило. Изображения красных ягод в окружении долженствующих быть золотыми листьев заставили меня начать поиск в пыльных архивах памяти. Вернее, поиск был начат автоматически. Вскоре желтая глупенькая собачка, радостно мне сообщила: «найдено документов: 1». Такой же пенал был в моем школьном детстве. В то время, когда мороженое стоило 15 коп. и когда профили трех дядек (один с окладистой бородой a la Сусанин, другой – с бородкой, третий – без бороды, но с усами) казались мне естественной частью пейзажа. Как, например, лес. Или горы. Или солнце. Я почувствовал себя одетым в странный военизированный костюм синего цвета, кем-то варварски дополненный галстуком, который незадолго перед этим был вытащен из малинового компота (судя по оттенку).