Увидев лохмотья, Малыш решил, что его хотят отослать снова в Ragged school.
– Мисс Анна… мисс Анна! – вскричал он.
– Что с тобой? – спросила мисс Уестон.
– Не прогоняйте меня!..
– Да кто же тебя прогоняет?.. Что ты выдумал?..
– Но эта ужасная одежда.
– Вот что!.. Он вообразил…
– Да нет же, дурачок!.. Стой смирно! – строго сказала Элиза, одевая его довольно грубо.
– Ах, бедный херувим! – вскричала растроганная мисс Уестон, подводя слегка себе брови тоненькой кисточкой. – Бедный ангел… – продолжала она, накладывая на щеки румяна. – Если бы в зале это знали! Впрочем, они и будут это знать, Элиза… Завтра же это будет напечатано в газетах… Ведь вообразил же он себе!..
И она провела пуховкой по своим открытым плечам.
– Да нет же… нет… глупый бебиш! Это только шутка…
– Шутка, мисс Анна?..
– Ну да, и плакать не надо!
Она сама бы с удовольствием расплакалась, если бы не боялась размазать грим на лице. Элиза повторяла, качая головой:
– Вы теперь сами видите, сударыня, что нам никогда не удастся сделать из него актера!
В это время Малыш грустный, со слезами на глазах, смотрел на надеваемые на него лохмотья Сиба.
Тогда мисс Уестон вздумалось подарить ему совсем новую гинею. «Пусть это будет его первым гонораром», – сказала она. И ребенок, живо утешившись, с удовольствием полюбовавшись на золотую монету, спрятал ее в карман.
Затем мисс Анна, приласкав его в последний раз, пошла на сцену, наказав Элизе не выпускать ребенка из уборной до третьего действия, в котором он должен был появиться.
Все места в театре были заняты, несмотря на то, что пьеса далеко не была новинкой. Она выдержала более тысячи представлений на разных сценах Соединенного королевства, как это часто бывает с произведениями хотя и посредственными, но полными реализма.
Первое действие прошло прекрасно. Восторженные рукоплескания были вполне заслуженной наградой мисс Уестон, увлекшей зрителей своим блестящим талантом и страстностью игры.
После первого акта герцогиня Кендальская вернулась в уборную, к великому удивлению Сиба, сняла свой богатый туалет из шелка и бархата и надела платье простой служанки – перемена, вызванная особыми соображениями драматурга, на которых нам не стоит останавливаться.
Малыш, сбитый с толку, испуганный, с удивлением смотрел на странное превращение.
Вскоре послышался голос помощника режиссера, голос, заставивший его вздрогнуть, и «служанка», сделав ему знак рукой, сказала: