Места для прессы были в первом ряду, и пока мы пробирались к ним, я успела увидеть, что в зале собралось изысканное общество в вечерних туалетах и дорогих украшениях. Я осмотрела шикарно одетую публику и поблагодарила маму. Ее стараниями я выглядела просто, но элегантно. Красное платье, на поиски которого была убита добрая часть дня, сидело практически идеально. Бежевые лодочки на высоком каблуке многообещающе натирали ноги, но я, закусив губу, поклялась, что сниму их при первой же возможности.
— Говорят, он настоящий красавец, — со знанием дела обратилась ко мне молодящаяся дама, когда мы заняли свои места. — Ему всего тридцать пять и уже такой успех! А какое утонченное имя — Бастиан! И это не псевдоним. Видимо, его родители большие оригиналы! — продолжала она возносить хвалы музыканту.
Я попыталась угадать, какое издание представляет она. «Соблазнительные органисты»? «Напыщенные имена для будущего ребенка»? «Знакомства в нестандартных местах»?
Размышляя над этим интригующим вопросом, я краем уха слушала конферансье, который болтал что-то «о несравненном звучании в новой обработке». Наконец под грохот аплодисментов появился и сам музыкант.
Я усилием воли сдержала готовую отпасть челюсть. Очень высокий, прекрасно сложенный, в черном костюме и белой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, придававшей ему нарочито небрежный вид, он решительным шагом вышел на сцену и, отвесив зрителям изысканный поклон, устроился за инструментом.
— Но ведь это же…
«Мужчина из моего сна», — чуть было не выпалила я, но вовремя захлопнула рот.
— Что? — спросила мама. Ее голос прозвучал нервно.
— Ерунда, — отмахнулась я, продолжая неотрывно следить за музыкантом. Его длинные черные волосы были собраны в хвост, а у мужчины из моего сна они были распущены, и ветер играл длинными прядями. Но я готова была съесть свои туфли — именно его я видела во сне.
Неожиданно свет в зале погас, лишь орган желтым пятном сиял в мерцании свечей. Публика тихонько охнула от неожиданности, а я почувствовала, как по коже поползли мурашки.
Когда музыкант наконец коснулся клавиш органа, зал наполнился необыкновенной красоты звуками. Я изумленно замерла. Даже не представляла, что из этого инструмента можно извлечь столь щемящие аккорды.
Я прикрыла глаза, отчасти наслаждаясь переливами музыки, отчасти, чтобы не пялиться на мускулистую спину музыканта. Не будучи специалистом в этой области, я все же понимала, с каким мастерством и отдачей он играет. Музыка трогала какие-то струны внутри, и мне хотелось то разрыдаться от тоски, сквозившей в ней, то рассмеяться без особой на то причины.