– Отныне и навсегда?
– Да, вот с этой самой минуты.
– Но твой миллион, наверное, меня к чему-то обязывает?
– Конечно. Я ведь знаю, что сыр бывает бесплатным только в мышеловке. И ты тоже это знаешь.
– Знаю. Надеюсь, дело не дойдет до убийств? – улыбнулся Евлентьев.
– И я надеюсь, – ответил Самохин, но без улыбки. Он остро, в упор глянул на Евлентьева, и его худощавое лицо напряглось. – Поручения будут несложные. Суть их заключается в том, что тебя никто не должен знать. Ты не входишь ни в банковские, ни в криминальные, ни в какие другие круги. Живешь своей жизнью, общаешься со своей девушкой…
– Откуда же ты знаешь о моей девушке?
– Ничего я о ней не знаю. Просто, посмотрев на тебя сейчас вот, я решил, что здесь не обошлось без женских усилий… Вот и все. Итак, тебя никто не знает, никто даже не догадывается, что ты у меня есть. Эти деньги не проходят ни по одной статье, тебе не придется нигде расписываться, отчитываться за них. Нигде, никому, никогда, даже своей девочке ты ничего не говоришь обо мне. Не просто обо мне, а еще круче – меня нет. Ни в каком виде. Никто от меня не знает, что ты есть, никто не знает от тебя, что есть я. Поэтому я сказал, что мы с тобой здесь больше не увидимся.
– И когда начинаются наши игры?
– Игры уже закончились, – Самохин вынул из кармана плоский бумажник из тонкой кожи, вынул две полумиллионные купюры и положил их на белую скатерть перед Евлентьевым. Тот легко взял их, но из простого любопытства, ему не приходилось до этого держать в руках полмиллиона одной бумажкой.
– Спрячь! – сказал Самохин, опасливо оглянувшись.
И Евлентьеву ничего не оставалось, как быстро сунуть деньги в карман пиджака. Мимо них прошел официант с каменным лицом. Он, видимо, ждал заказа, но опять Самохин пропустил его, не подозвав. Евлентьев сунул было руку в карман, чтобы вынуть деньги и вернуть их, но Самохин остановил его:
– Не надо, старик. Не надо. Возьми себя в руки.
– Я? – удивился Евлентьев. – Я в порядке.
– Вот и хорошо. У нас заметано?
– Пусть так, – согласился Евлентьев после некоторого колебания. – Но если задание не будет вписываться в мои представления о добре и зле…
– Ты просто не будешь его выполнять.
– Но тогда мне придется вернуть…
– Возвращать тебе ничего не придется. Все, что оказалось в твоих руках, – твое навсегда.