Он догадывался – они завидуют ему. Завидуют его высочайшему положению, в котором они всего лишь тени его величия.
И лишь старый Кот, приходящий греться на крышу оставался вне его власти. Он часто приходил, этот щурящийся от солнечного тепла комок шерсти, клыков и кривых когтей. Давным-давно забывший молодость. Родившийся в какой-то темной нише на краю сточной канавы. Но он помнил язык матери, дарящий тепло. Помнил её соски, дарующие еду. Помнил зубы, прихватывающие загривок сына в миг опасности. Помнил перестук ее когтей, когда она танцевала с тенями в лунном свете.
Кот помнил времена, когда таился в тенях промеж домов, не рискуя выйти к Солнцу. Что ж, это было… но давно. А потом он стал Котом.
Кот стал Котом, и грелся там, где хотел, когда хотел, сколько хотел. Он любил приходить на эту высшую точку местного мироздания и нежиться в горячих лучах Солнца, не жалеющего сил на черепицу крыш, даруя ровное тепло, столь полезное кошачьим костям. А еще Кот любил молча глумиться над этим созданием, что мнило себя властелином ветров. Всем своим видом кошак выказывал невероятную глубину заблуждений гордеца с жезлом, не утруждая себя высказыванием сентенций на эту тему. А просто лежал рядом, и тихонько млел от сознания собственного превосходства.
И так, наверное, могло продолжаться до бесконечности
Но однажды все изменилось. День начинался как всегда – ветра разлетались под чутким руководством властителя Пути, не смея ослушаться приказов. И тут он увидел, вдалеке и – что самое главное! – намного ниже, старого собрата. Тот молчал и не кричал ветрам ничего, а застыл в незримо ощутимом порыве прерванного движения к точке восхода. Движения, которое бывает лишь при встрече, в тот самый миг, когда руки и вся сущность в целом, тянутся принять даруемое.
– Он увидел! – закричал он. – Он увидел восход, но как? Как он смог, этот презренный кусок грязи. Это моя мечта, моя! Мо-я-я-я-я! Как он смог… как?
И тогда он совсем по-другому посмотрел на мир. И увидел еще несколько братьев, неподвижно устремленных в одну и ту же точку, не обращающих внимания на окружающее. И глаза их наполнял свет, не полуденный – нет. Свет восходящего светила навеки поселился там. Они презрели этот мир и ушли к свету. Исполнили свою мечту, ведь она у них одна на всех, как бы ни таили они друг от друга сокровенное.