Поначалу Болин жутко меня раздражал. Весь, от блестящей лысины
до таких же блестящих, неизменно начищенных ботинок. Но человек,
как известно, привыкает ко всему. Болин действительно считался
лучшим врачом в больнице, и в его практике действительно бывали
случаи, когда пациенты выкарабкивались из комы — я не поленился это
проверить. В итоге смирился и с Болином, и с его напыщенной
болтовнёй. В конце концов, сознание — штука и впрямь тёмная. Если
существует хоть доля шанса, что этот фанатик сумеет вернуть Ниу к
жизни, я не имею права упускать такой шанс.
Войдя в палату, первым делом я обычно подходил к Ниу. А
убедившись, что ничего не изменилось, включал висящий на стене
телевизор. Садился так, чтобы во время визита Болина смотреть на
него — но вместе с тем краем глаза следить за происходящим на
экране. Не сказать, чтобы меня интересовали сериалы, реклама или
выпуски новостей, но работающий в фоновом режиме телевизор странным
образом гасил раздражение, которое вызывал во мне Болин. Как
правило — но не всегда. Иногда я всё-таки срывался. И сегодня, то
ли из-за странного нападения, то ли по другой причине, был, похоже,
именно такой день.
— Как уже рассказывал, я больше двух лет провёл в монастыре
высоко в горах, — вещал Болин, — в качестве паломника. И...
— Давно хочу спросить, — оборвал его я.
Болин недоумённо замолчал.
— Э-э... О чём же?
— У вас настоящая лысина?
— Что? — растерялся Болин.
— Ну, вы бреетесь налысо, следуя традициям монастырей, или у вас
просто выпали волосы, и вы решили, что ходить лысым — эстетичнее,
чем прикрывать плешь остатками шевелюры?
Ответить Болин не успел. У меня настойчиво затрезвонил
телефон.
— Извините. — Я вытащил из кармана телефон, посмотрел на
экран.
Юн. Сбросил звонок.
Вести личные разговоры в присутствии Болина точно не был готов,
выходить в общий коридор, по которому то и дело сновал туда-сюда
медицинский персонал, тоже не хотелось.
«Я знаю, что нервы у вас ни к чёрту. Опасность мнится
подстерегающей за каждым углом, выглядывающей из каждой щели...» —
припомнил слова Болина.
Да уж. Расслабиться я, может, за последние дни и расслабился, но
вот навязчивая паранойя, которую Леонид Громов культивировал в себе
годами, никуда не делась. И до гробовой доски никуда не денется, в
этом я был уверен. Если не опасность, то посторонние уши мне точно
везде мерещатся. А Юн не вспоминал обо мне чёрт знает сколько
времени — значит, и ещё подождёт, не развалится. Если вдруг что-то
срочное, перезвонит, и тогда уж доктора Болина мне точно придётся
покинуть — Юн не тот человек, который будет доставать звонками ради
того, чтобы поболтать о погоде. Но перезванивать Юн не стал. Вместо
этого телефон пиликнул — сообщение.