— Сынок... — Кингжао удержала меня за рукав на пороге. — Скоро
всё это закончится.
— Что именно? — удивился я.
— Всё...
Кингжао не могла объяснить, но я отлично её понимал. Я тоже
чувствовал этот серый полумрак, окруживший нас со всех сторон. Кого
— нас? Мою семью? Шужуань? Поднебесную? Весь мир? Вселенную? Все
вселенные, сколько бы их ни было?
— Живи, сохраняя покой, — сказала Кингжао так, что сразу
сделалось ясно — она кого-то цитирует. — Придёт весна, и цветы
распустятся сами.
Больше она не стала меня удерживать.
Джиан затушил сигарету, увидев меня. Как всегда, сделал вялое
движение, будто бы хотел обойти машину и открыть передо мной дверь.
Как всегда, я быстро подошёл к задней двери, открыл её сам и,
швырнув сумку, уселся. Джиан — я видел это через боковое стекло —
лениво всплеснул руками. Мол, как же так вышло, эх...
— А красноголовая не едет? — осведомился он, запуская
движок.
— А сколько звёзд в галактике Млечного Пути?
— Без понятия, — удивился Джиан.
— Вот и я тоже.
Верный своим принципам, я вышел из дома с солидным запасом
времени. Джиан никуда не торопился, подчёркнуто соблюдая все
правила дорожного движения. Когда мы проезжали мимо здания
больницы, я с тоской посмотрел в окно.
Привычки легко вплетаются в жизнь. Я привык каждый день заходить
туда почти в одно и то же время. Сегодня меня там не будет. И
завтра. И послезавтра, вполне возможно, тоже...
Не в первый уже раз рука дёрнулась к телефону. Позвонить,
предупредить... Но кого? Ниу на звонок не ответит. Попросить лысого
доктора сказать ей, что я на несколько дней отъеду? Да я лучше руку
себе отгрызу, чтоб к телефону не тянулась. Можно было бы попросить
Кингжао, чтобы она передала, но...
— Bl*ad’, da ne mogu ya tak!
— Всё хочу спросить, — тут же отозвался Джиан. — Ты то и дело
говоришь какую-то лабуду. Это, типа, по-английски, или как?
— По-русски, — сказал я, радуясь возможности отвлечься на
разговор.
— Фигасе. Знаешь русский?
— Лучше, чем китайский.
Это была чистая правда. Китайский я знал и в прошлой жизни, но,
разумеется, не в совершенстве, поздновато начал учить. Здесь же в
моём распоряжении оказались все лингвистические познания
шужуаньского подростка Лея. С таким багажом стать великим писателем
нечего было и пытаться, конечно, однако для моих целей его вполне
хватало. Ну а русский язык, во-первых, я «изучал» столько, сколько
жил в своём мире, а во-вторых, в отличие от Лея, имел возможность
вращаться в самых разных кругах. Мог, при необходимости, и на
светском рауте за словом в карман не полезть, и шпане в тёмном
переулке доступно объяснить, почему им лучше поскорее вернуться
домой, к маме и папе.