— Привет-привет, Корни. Тоже в эту школу идешь?
— обреченность в моем голосе не заметил бы только глухой.
— Круто, да? Надеюсь мы окажемся в одном классе,
Элли, — я ненавидела эту кличку. Девочка улыбнулась и потянула
меня вперед.
— С тобой, Тотошка, хоть на тот свет, — сопротивление
бесполезно — это я поняла еще в детском саду.
— Кто обзывается — тот сам так называется! — мы
уже зашли в здание.
***
Детский сад теперь в новом здании! Вот как можно было назвать
первый класс этой школы. Надежд на общение с разумными людьми
больше нет — вокруг одни дети. Из программы интересны только
уроки творчества — на них можно медитативно рисовать, лепить и
тому подобное. Тем более такие упражнения улучшают контроль над
мелкой моторикой — скоро смогу писать, не задумываясь над
процессом. Чтение, письмо и счет невероятно выводят из себя —
я, взрослый человек с неоконченным высшим образованием, считаю
палочки и куски пирога. Поэтому я опять сижу у детского психолога.
Не нравится им, видите ли, мое отношение к учебе. Ну да, я без
энтузиазма участвую в играх и дрессировке на уроках, но я же
прекрасно отвечаю на все вопросы. Зачем ко мне так привязались? У
психолога я повторяю поведение Корнелии, и этот недоучка не
понимает, в чем проблема, пишет заключение директору, что все
нормально, и через неделю-две мы снова встречаемся в его
кабинете.
Я пошла в художественную школу почти одновременно с обычной. В
художке все было ново и интересно — в прошлой жизни мои навыки
ограничивались человеком-огурцом с руками-палочками. Здесь
действительно учили рисовать, а не пытались в игровой форме
вдолбить крупицы знаний в головы маленьких обезьянок. Ладно, с
учили я переборщила. Да и с художественной школой тоже. Этот кружок
рисования был в здании художки, где мы, конечно, получали темы для
рисунков и советы по выполнению, но ни о каком образовании речи не
шло. Слишком уж были малы ученички. Но все равно это было отдушиной
в жизни в теле маленькой мертвой девочки.
Как бы сильно я ни звала в мыслях или подобиях медитаций Элион,
никто не отзывался. Я даже пыталась разговаривать с ней вслух, но
никакого отклика не почувствовала. Похоже, я была одна в своей
голове. С одной стороны, мне бы не хотелось делить с кем-нибудь
тело, тем более с тупой шестилеткой. С другой же, в результате моих
идиотских и наивных действий, Элион просто перестала существовать.
Думать, что я убила ребенка, было крайне неприятно и давило на
совесть. Я должна была что-то с этим сделать, как-то исправить
ситуацию. Но что делать и как исправлять, я не знала. Смерть —
штука окончательная, и вернуть все как было я просто не могла.