– О, да, Леонард! Но как безотрадно вы смотрите на все!
– Мои обстоятельства так же безотрадны, моя милая: притом, я должен быть откровенным – ведь это у меня последняя возможность говорить с вами!
В этот момент резкий голос раздался в ночной тишине; то был голос м-ра Бича, звавшего издали дочь: Джен! Где ты?
– О, Боже! – сказала она. – Это мой отец зовет меня. Я вышла через заднюю дверь, но, должно быть, мама зашла в мою комнату и увидела, что я вышла. Целый день она не спускает с меня глаз; что мне делать?
– Вернуться домой и сказать им, что вы прощались со мной. Это не преступление; не убьют же вас за это!
– Они сделают хуже! – отвечала Джен, – и, внезапно обвив руками шею Леонарда, она спрятала свое прекрасное лицо у него на груди, горько рыдая и приговаривая: О, милый, милый, что я буду делать без вас?
При виде этой скорби, Леонард забыл горькие мысли и, смешивая свои слезы со слезами Джен, принялся целовать и утешать ее. Наконец, Джен оторвалась от Леонарда, так как м-р Бич продолжал звать ее все настойчивее.
– Я забыла, – пробормотала она, – вот мой прощальный подарок для вас, Леонард; сохраните его на память обо мне! – и, вынув из своего лифа маленький пакет, она отдала его Леонарду.
Еще раз они склонились друг к другу; последний поцелуй, – и в следующий миг она исчезла в темноте, скрывшись из глаз Леонарда на всю жизнь, хотя в его памяти она осталась навсегда.
«Прощальный подарок… сохраните его на память обо мне!» – эти слова звучали в его ушах печальным пророчеством.
Тяжело вздохнув, он открыл пакет и рассмотрел его содержимое при слабом свете луны: то был переплетенный в кожу молитвенник, ее собственный, с ее именем на заглавном листе и короткой надписью внизу; в боковом кармашке переплета лежал локон каштановых волос, перевязанный шелковинкой.
– Несчастливый подарок! – сказал сам себе Леонард, и, надев свое пальто, еще теплое от плечей Джен, пошел к воротам и вскоре исчез в темноте, направив свои стопы к сельской гостинице. Он скоро подошел к ней и, войдя в общий зал, прошел в маленькую комнату, примыкавшую к нему. Когда Леонард вошел, в комнате не горела лампа, но было довольно светло от яркого огня в камине, перед которым в высоком кресле сидел его брат, задумчиво смотревший на огонь.
Томас Утрам был старше Леонарда двумя годами, более слабого телосложения, чем его младший брат, с мечтательным выражением лица, большими задумчивыми глазами и нежным, как у ребенка, ртом. Он был хорошо образован, начитан, с утонченным вкусом.