В тени стояла Китти, и с трудом верилось, что прошлой ночью я видел две узкие щелочки на ее желтом лице, блестящем от слез.
– В моем присутствии ты должен стоять на коленях и не вставать, пока я не прикажу тебе.
Хоть я и видел, как рабы делают это, я опустился на колени очень неуклюже. Китти не смогла удержаться и раздался ее смех, резкий, точно крик чайки. Я был рад, что никого из данов не было рядом. Они бы лопнули от смеха. Никогда не мог похвастаться, что видел коленопреклоненного норманна, неважно какого звания.
– Англичане просто невежественные пахари по сравнению с франками. Франки и в подметки не годятся римлянам. Но датчане – просто свиньи, – вызывающе обронил Эгберт.
– Хорошо бы уничтожить Англию, – процедил я, стиснув зубы.
– Это невежливо, но очень умно. Если бы ты пошутил так год назад, ты бы получил двадцать ударов. Но теперь я поступлю так, как поступил бы римлянин. Клянусь небом, я дам тебе еще одну попытку. По сравнению с нами, цивилизованными людьми, датчане – шелудивые псы.
Я почесал голову, поймал и раздавил вошь, а тем временем придумал ответ:
– В таком случае, было бы неплохо забраться в какую-нибудь кладовую и стащить окорок.
Китти завизжала от восторга, а Эгберт слабо улыбнулся:
– Интересно, кто же крал мясо у твоей матери, если ты и впрямь ублюдок, каковым я тебя считаю. Ты высок и довольно силен. Китти, что ты имела в виду, когда называла этого борова сыном ярла?
Китти затараторила шепотом:
– Господин, я впервые увидела его, когда работорговец в Дорстаде пришел в мою хибару и увел меня. В моей груди еще было молоко после недавно умершего ребенка. Но по тому, как он шумно сосал, уткнувшись в грудь, будто поросенок, я поняла, что его отец – великий вождь и любимец женщин.
– Хм. Это не доказательство. Как он был одет?
Взгляд Китти окаменел:
– Как я могу вспомнить? Ведь прошло столько времени. Но одежда была из отличной шерсти.
– Торговец не сказал, как он попал к нему?
– Ютский торговец получил его вместе с грузом в Шлезвиге. Кроме всякой всячины – рабы и дети, проданные родителями с равнины, где в том году был неурожай.
– Безусловно, он язычник, но что, кроме твоего сердца, может доказать его благородное происхождение?
– Он был толстым и хорошеньким и привык больно сосать грудь до того, как его привез в Шлезвиг датский торговец. Его корабль проделал долгое путешествие. У ребенка была срезана прядь волос, видно, на память.