Дайверов, занимает в жизни своих друзей особенное место, многие даже сами не вполне это сознают. Конечно, при таком отношении что-то теряется, иногда чувствуешь себя с ними так, будто сидишь в театре и смотришь на прелестную балетную пару, а балет – это зрелище, которое восхищает, но не волнует; но на самом деле все тут гораздо сложнее – в двух словах не объяснишь. Так или иначе Томми – один из тех, кто через Дика стал близок и к Николь, и чуть только Маккиско дала языку волю, он ее сразу осадил:
«Миссис Маккиско, будьте добры прекратить этот разговор».
«Я не с вами разговариваю», – возразила она.
«Все равно, я вас прошу Дайверов не касаться».
«А что, это такая святыня?»
«Оставьте Дайверов в покое, миссис Маккиско. Найдите себе другую тему».
Томми сидел на одном из откидных сидений. На другом сидел Кампион, от него я и узнал обо всем.
«А вы мне не указывайте», – озлилась Вайолет.
Вы знаете, как это бывает, когда люди ночью в машине возвращаются из гостей – кто-то переговаривается вполголоса, кто-то задумался о своем, кто-то дремлет от усталости. Вот и здесь – все только тогда опомнились, когда машина остановилась и Барбан закричал громовым голосом кавалерийского командира:
«Выходите из машины! До отеля не больше мили, дойдете пешком, а не дойдете – дотащат. Я больше не желаю слышать ни вашего голоса, ни голоса вашей жены!»
«Это насилие! – закричал Маккиско. – Вы пользуетесь тем, что физически я слабее вас. Но вам меня не запугать. Жаль, у нас не существует дуэльного кодекса».
Он забыл, что Томми – француз, в этом была его ошибка. Томми размахнулся и дал ему пощечину – тут шофер решил, что нужно ехать дальше. В эту минуту ваша машина и поравнялась с ними. Женщины, конечно, подняли визг. Вся эта кутерьма продолжалась до самого отеля.
Томми позвонил знакомому в Канн и попросил быть его секундантом. Маккиско не захотел брать в секунданты Кампиона – который, впрочем, к этому и не рвался, – а позвонил мне и, не вдаваясь в подробности, просил немедленно приехать сюда. Вайолет Маккиско сделалось дурно, миссис Абрамс увела ее к себе, напоила каплями, та благополучно уснула на ее кровати. Приехав и узнав, в чем дело, я попробовал урезонить Томми, но он требовал, чтобы Маккиско принес ему извинения, а Маккиско расхрабрился и извиниться не пожелал.