– Одеяло, пожалуйста, – сказал я.
Она положила дротик на стол и прошла в комнату. Вернувшись, она сложила одеяло и встала на колени, чтобы расстелить его в углу кухни.
Я опустил Боусера на подстилку.
– Держись, мальчик, мы тебя перевяжем. Не думаю, что порез очень глубок.
– Но, Эйса, ты не понимаешь. Или не слышал то, что я сказала.
– Слышал. Наконечник Фолсона. Десять тысяч лет назад использовался древними индейцами. Найден вместе с костями доисторического бизона.
– И не только это, – продолжила она. – Способ откола – это отметка доисторической технологии.
– Да, знаю. Мне не хотелось говорить об этом, но почему бы и не сказать? Боусер, видишь ли, это собака, путешествующая во времени. Однажды она принесла домой кости динозавра…
– Зачем бы это собаке были нужны кости динозавра?
– Не путай. Не старые кости. Не окаменелые. Не выветренные. Зелёные кости, с которых всё ещё свисали клочки плоти. Кости небольшого динозавра. Маленького. Животное было размером с собаку или, быть может, чуть побольше.
Казалось, Райлу это не заинтересовало.
– Возьми ножницы и состриги шерсть вокруг раны. Я промою её тёплой водой. Где аптечка?
– В ванной. Справа от зеркала. – Так как она повернулась, чтобы уйти, я позвал: – Райла!
– Да? – отозвалась она.
– Я рад, что ты здесь.
Она вышла из прошлого – по меньшей мере, двадцатилетней давности – только вчера вечером.
Я сидел перед домом в шезлонге под большим клёном, когда с автострады свернул автомобиль и направился сюда по боковой дороге. Я заинтересовался, хотя и несколько вяло, кто бы это мог быть. По правде говоря, меня не особенно радовала перспектива видеть кого бы то ни было, так как в последние несколько месяцев я дошёл до точки и понял, что испытываю покой лишь оставшись один и ощущаю даже какое-то негодование при любом вторжении.
Автомобиль подъехал к воротам, остановился, и из него вышла она. Я поднялся и направился к ней через двор. Она вошла в ворота и тоже пошла ко мне. Пройдя уже большую часть дорожки, я наконец узнал её, увидел в этой стройной, хорошо одетой женщине ту девушку, какой она была двадцать лет назад. И даже тогда я не был вполне уверен, что это она; долгие годы воспоминаний, видимо, сделали меня чувствительным, и в любой прекрасной женщине я видел её – какой она была двадцать лет назад.