– Итак, – приступил барышник, – вот этот стоит совсем недорого и может еще хорошо послужить. Ну как, Жавруняк, неужели не возьмешь его для своих ребятишек? Он еще может от них как следует огрести.
– А он еще может им как следует показать?
– Ах, это? Еще как! – заверил барышник. – Ну-ка иди сюда, старый хрен!
Он подозвал старика. Тот, согнувшись в три погибели, шагнул вперед.
– Покажи-ка им хорошенько, что там у тебя между ног!
Дрожащими руками старик принялся расстегивать замусоленную до блеска ширинку. Зрители расхохотались.
– Вы только посмотрите! – воскликнул Жавруняк. – Оказывается, у него действительно еще что-то есть!
Он склонился над стариком и, корчась от смеха, пощупал жалкий комочек.
– Ладно! Беру за сто франков.
– Продано! – крикнул барышник.
Жакмор знал, что в деревне такие ярмарки – дело привычное, но сам он при этом присутствовал в первый раз, и зрелище его поразило.
Старик застегнул ширинку и застыл в ожидании.
– Пшел, старая шепеля! – прикрикнул Жавруняк, пнув старика так, что тот зашатался. – Развлекайтесь, ребята.
Старик засеменил по дороге. Двое детей отделились от толпы. Один из них принялся подстегивать старика прутиком, а другой повис у него на шее, стараясь опрокинуть на землю. Тот шлепнулся лицом в грязь. На них никто не обращал внимания. Один Жакмор как зачарованный наблюдал за ними. Старик встал на колени; из разбитого носа потекла кровь, изо рта что-то вывалилось. Жакмор отвернулся и присоединился к толпе. Барышник расхваливал толстую приземистую женщину лет семидесяти с редкими свалявшимися волосами, выбивавшимися из-под черной косынки.
– Ну что, эта в хорошем состоянии, – продолжал он. – Есть желающие? Зубов нет вовсе. Так, глядишь, даже сподручнее.
Жакмора слегка покоробило. Он вгляделся в лица окружающих. Одни мужчины, лет тридцати пяти – сорока, крепкие, коренастые, с залихватски нахлобученными картузами. Народец стойкий, несгибаемый. Некоторые – аж с усами. Верный признак.
– Шестьдесят франков за Адель! – подзадоривал барышник. – За такую цену – да еще и без зубов. Почти даром. Ты, Христунок? Или ты, Кувшинюк?
Он треснул старуху по спине:
– Вставай, старая кляча, пускай на тебя полюбуются! Товар что надо.
Старуха поднялась. Качнулась омерзительная масса жира в сеточке набухших вен.
– Повернись! Покажи народу свои ляжки. Загляденье!