Плотоядец съёжился и дрожал.
– Я этого не просил, – сказал он. – Я бы предпочёл этого не делать. Не в моих правилах убивать старых и умирающих. Моя жертва всегда должна быть полна жизни и сил. Но как одно живое другому, как один разумный другому, я не могу тебе отказать. Ты говоришь, это святое дело, что я выполню обязанности священника и что от этого не должно уклоняться, хотя все инстинкты во мне протестуют против съедания друга.
– Надеюсь, – сказал Шекспир, – что моя плоть не будет чересчур грубой или имеющей слишком сильный привкус. Надеюсь, глотая её, ты не подавишься.
– Я не подавлюсь, – пообещал Плотоядец. – Специально позабочусь об этом. Я буду делать всё тщательнейшим образом. Я всё сделаю, как ты просил. Выполню все инструкции. Можешь умирать в мире и спокойствии, зная, что твой последний и самый верный друг выполнит все похоронные обряды. Хотя, позволь мне заметить, это самая странная и неприятная церемония, о какой я слышал за всю свою долгую и беспорядочную жизнь.
Шекспир слабо хихикнул.
– Позволяю, – сказал он.
Картер Хортон ожил. Он был словно на дне колодца. Колодец был полон аморфной тьмой, и с неожиданным испугом и гневом он пытался высвободиться из тьмы и бесформенности и выкарабкаться из колодца. Но тьма обернулась вокруг него, и бесформенность делала её трудной для движения. Некоторое время он лежал спокойно. Мысли его колебались, он пытался понять, где он и как мог сюда попасть, но не было ничего, что подсказало бы ему ответ. У него совсем не было воспоминаний. Спокойно улёгшись, он с удивлением обнаружил, что ему тепло и удобно, словно он всегда тут и был, в удобстве и тепле, и только теперь их осознал.
Но и сквозь тепло и удобство он почувствовал вдруг отчаянное беспокойство и удивился – с чего бы это? Вполне достаточно было то, сказал он себе, если бы всё продолжалось так, как есть, но что-то внутри него кричало, что этого недостаточно. Он опять попытался выкарабкаться из колодца, стряхнуть с себя вязкую тьму и, не преуспев, откинулся в полном изнеможении.
Он слишком слаб, сказал он себе, а с чего бы ему быть слабым?
Он попытался кричать, чтобы привлечь внимание, но его голос не действовал. Он вдруг обрадовался, что это так, потому что, сказал он себе, пока он не окрепнет, привлекать внимание может оказаться неразумно. Ибо он не знал, где он, и кто или что может скрываться поблизости, и с каким намерением.