– А-а…
– Это срочно, – Собеседник Фрумкина сощурил одно веко, приоткрыв другое, и почтальон непроизвольно вжался в стену, ноги предательски затряслись. – Он понял: Иванова лучше не раздражать.
– Понятно, – торопливо ответил он.
– Вот и ладненько. Отнесете – и ступайте на все четыре стороны. Ну, чего вам стоит. – Последние слова загадочный посетитель произнес столь примирительным и даже несколько слащавым тоном, что испуг как рукой сняло. – Чем быстрей – тем лучше. Ну, что же вы стоите?
– И правда… А можно я тележку здесь оставлю?
– Не можно, а нужно. Есть еще вопросы?
– Нет.
– Ну, тогда я вас не задерживаю.
Фрумкин по стенке, как-то вполоборота протиснулся мимо Иванова и вышел за дверь. Уф-ф-ф!
В проходной дядя Ваня уже в спину удаляющемуся Фрумкину успел крикнуть:
– Ну как?
Ответа он, конечно, не дождался.
* * *
За день до того, как Виктор Подольский встретил Льва Фрумкина, точнее, вечером предыдущего дня, архивариус городского краеведческого музея Алексей Старогородько нашел в архиве прелюбопытнейший документ. Рабочий день давно закончился, сгустились сумерки, и за окном исчез солнечный свет. Улица, куда выходили окна музея, погрузилась во тьму. Но архивариус продолжал свою работу, слишком интересным оказалось то, что Алексею удалось обнаружить среди прочего рукописного «хлама», который он разбирал уже почти месяц.
Дело в том, что недавно в рукописный отдел музея поступили документы одного из давно закрытых монастырей. Перед тем как он был разграблен и сожжен, монахи успели укрыть часть своего архива в доме местного купца. Во время плановой перестройки города здание подверглось сносу, и все, что нашли там более или менее ценного, свезли в музей: а куда еще, не выбрасывать же памятники старины? Вот и сидел архивариус Алексей, изучая или, лучше сказать, раскладывая по папкам более или менее однородные письмена.
Однако сегодня он наткнулся на документ, сразу заинтересовавший его: изложенный не как прочие, витиеватым и малопонятным языком, а более или менее «читаемым», вероятно, написанный немногим более века назад. В нем было предостаточно старинных, давно отмененных букв, вроде «источкой» и «ятей», написанных каллиграфическим размашистым почерком.
Это были рассуждения некоего старца об истории города от основания до той эпохи, в которой творил автор рукописи, о знаменитых и выдающихся уроженцах, о преданиях и легендах. Среди прочего старец решил доверить бумаге несколько городских предсказаний, примет, знаков и событий, сильно напоминающих пророчества, о том, что может произойти, а может и не случиться.